Через контрольно-следовую полосу стремительно несся поток снега – будто пенная вода перемахивала через камни, пузырилась, плевалась мыльными сгустками, шипела недобро, сшибала на пути разные земные неровности, заструги, запрессовывала выковырины… Не остановить этот поток, не преградить – любую заплотку свернет и утащит в опасные, глубокие завалы снега.
Глянул Коряков на контрольно-следовую полосу и отвернулся – ноздри мигом забило снегом, торчат в сопелках две тугие пробки, ни выковырнуть их, ни выколотить… А дышать нечем. Так и в жизни нашей все движется, несется куда-то, исчезает за горизонтом. И смотришь – одного товарища нет, следом другого, только что люди находились рядом, а их уже нет – слизнул ветер, скомкал, измял, загнал в яму и сверху запечатал грязью. Беречь друг друга надо. Простая истина, а очень уж у немногих доходит до нее мозги. Коряков вновь подышал на перчатки, соображая, куда двигаться дальше.
Пурга продолжала усиливаться, казалось, что конца-края этому страшному грохоту, светопреставлению этому, не будет.
Из-под ног уносилась в сторону твердая снежная крошка, готовая унести и человека, если тот оплошает хотя бы на малую малость, – подцепит за конечности и уволочет, будто таракана-прусака. Земля под ногами не была видна совсем, – только маленькие кусочек пространства у самых носков обуви – широкую плоскую дорогу, какой была на деле контрольно-следовая полоса, можно было только представить себе мысленно. Совсем рядом лютый ветер трепал инженерную полосу – пока они тут находятся, наверняка прошла еще пара сработок…
Оля Керосинова конечно же нервничала, включала ревун, но включай его не включай – все бесполезно, на заставе никого нет, кроме дежурных: все люди сосредоточены здесь, на контрольно-следовой полосе.
– За мной! – скомандовал Коряков напарнику и первым нырнул в крутящуюся воющую темноту.
Лебеденко нырнул было за ним, но его остановила Найда – уперлась всеми четырьмя лапами, заскулила жалобно – не хотела идти. Лебеденко присел на корточки, прижал к себе голову собаки, проговорил укоризненно, но даже сам не услышал собственного голоса:
– Найда!
В ответ собака заскулила просяще, устало. Лебеденко вновь произнес тихо:
– Найда! – И Найда, вздохнув, словно человек, поднялась, потянулась за хозяином следом.
Поиск нарушителя продолжался.
1 января. Дорога на заставу № 12. 1 час 35 мин. ночи
Недалеко от заставы Лена затормозила – путь перегородил высокий снежный вал, он катился с грохотом, с воем, плевался яркими крупными брызгами, недобро вспыхивавшими в свете фар, внутри вала катилось что-то черное шевелящееся, чертенячье, и Лена невольно вздрогнула – человек ведь! Она хотела выпрыгнуть из машины, броситься на помощь бедолаге, но остановила себя – поняла, что, во-первых, это не человек, а во-вторых, вал собьет ее с ног и уволочет в ночь.
Когда страшный вал пронесся, Лена увидала крест, вставший на его месте.
Простой, строгий, православный охранный крест, срубленный из дерева, довольно высокий – в два человеческих роста, о который разбивалась и полоумная пурга эта, и ночь с ее бешенством и опасностями, и нечистая сила, зорко присматривающая за людьми, так и норовящая сесть верхом на какую-нибудь заблудшую душу и швырнуть ее в котел с кипящей смолой. Крест этот охранял заставу.
Увидела Лена его и чуть не заплакала – Господь охранял ее. Тяжесть, скопившаяся в груди, отступила, отползла куда-то в невидимый дальний угол, а потом и вовсе рассосалась, не стало ее. Лена обрадованно отерла глаза и, поняв, что находится на развилке двух дорог, выбрала левую, как и указывал ей по телефону Саша Коряков, – эта дорога вела на заставу.
Отъехав метров двадцать, Лена застряла – правым боком машина увязла в снежной плети, неудачно пытавшейся переползти через дорогу, но не рассчитавшей свои силы и примерзшей к земле.
Лена надавила на газ, задние колеса взвизгнули, вышибая из-под протекторов длинное колючее сеево, струи снега железом прожигали темноту. Лена включила заднюю скорость, подала машину в центр дороги, потом, закусив губы, включила переднюю скорость, через несколько минут она выбралась из капкана, а еще минуты через три перед радиатором «жигулей» возник длинный полосатый шлагбаум.
В свете фар нарисовался солдат в плотной пятнистой куртке, по самый воротник засыпанный снегом, с автоматом на груди. Сквозь опушенные белой махрой ресницы глянули темные блестящие глаза.
– Вы куда, гражданочка? Не заблудились ли?
Лена хотела сказать упакованному солдатику, что никакая она не гражданочка, но неожиданно стушевалась – ведь рядом-то находится граница, а тут порядки, говорят, особые, – и проговорила сухо, будничным тоном, словно приехала в сберкассу платить деньги за коммунальные услуги:
– Я к лейтенанту Корякову.
В темных глазах упакованного солдатика мелькнуло любопытство.
– К товарищу лейтенанту, – внушительно поправил он.
Лена не сдержалась, улыбнулась.
– Может быть, и так. А почему к «товарищу»? А если – к «господину лейтенанту»?