Ночной нарушитель (сборник)

– Возьми свободного от вахты человека в БЧ-4 – лишь одного, Михалыч, больше дать не смогу и одного – в БЧ-5.

– Маловато, – Михалыч приготовился выклянчить у командира еще пару человек – вдруг удастся? – но командир отрицательно покачал головой.

– Нет и нет, Михалыч. Я понимаю, тебе главное – поймать рыбу и накормить людей, а мне главное – выполнить боевую задачу, – Михальчук подмигнул коку.

– Понял, товарищ командир, – недовольно пробурчал Михалыч, – не дурак.

Дураком Михалыч не был никогда, – а Михальчук, несмотря на то, что был на «Трое» временным, знал кока давно, лет семь, не меньше, и за это время ни разу не наблюдал, чтобы тот попадал в щекотливое положение.

Вторая поклевка принесла Михалычу добычу неожиданную – молодую зубатку – и зацепилась хищная рыбина за крючок-тройник не своим огромным страшным ртом, утыканным ядовитыми зубами, а вялым, болотного цвета, брюхом, набитым всякой падалью.

И начала вываливаться эта падаль прямо на палубу влажными непереваренными кучками. Михальчук невольно поморщился – грязи на палубе он не любил, лицо его при виде рыбацких нечистот, прилипших к боевому металлу, разом делалось холодным, чужим, каким-то замкнутым, – ему невольно хотелось взять в руки швабру и немедленно вымыть палубу, а потом счистить с себя всю грязь, соскрести с рук прилипшую к ним гадость и принять хороший душ.

Кок понял, о чем думает командир.

– Я все уберу, товарищ капитан второго ранга, палуба будет блестеть, как новенькая, – пообещал он, скосил глаза себе под ноги и неожиданно суматошно подпрыгнул: к нему, широко распахнув рот, подползала полудохлая зубатка с вылезшими из орбиты глазами и наполовину вываленным на железо брюхом.

Попадись экземпляр покрупнее, то гадкая рыбина эта, как собака, гоняла бы по палубе и кока и командира, вместе взятых, щелкала зубами и подпрыгивала резво, стремясь ухватить обидчиков-людей за штаны.

Зубы у нее очень опасные, умереть от яда и грязи не умрешь, но болеть будешь долго. Поэтому опытные рыбаки на случай встречи с этим морским чертом держат наготове длинный острый нож и, как мечом, отсекают им голову зубатке. Вместе с ядовитыми зубами.

После этого с рыбой, рождающей внутри человека ледяной холод, можно общаться без особой опаски. Как с каким-нибудь ленивым добродушным карпом из сельского пруда, заросшего тиной.

В прогнозах своих Михалыч ошибся: второй ход трески еще не начался, – шли отдельные косячки, разведчики, но плотного хода, в котором стоймя стоит багор, не было. Хотя огромные, с блестящими черными спинами косатки появились здесь неспроста – загодя чуют еду.

Но ошибка в прогнозах ничего не значила, Михалыч со своими помощниками сумел наловить рыбы на уху. Хорошая получилась уха – и треска в ней была, и налим, и зубатка, и окунь. Даже на жарево немного рыбы осталось – для дежурной вахты.

Стремительный катер, окрашенный в синий цвет, с нарядной рубкой и новеньким пограничным флагом на корме, лихо подвалил к «Трое» и опустился около выброшенного за борт трапа на собственной, быстро опавшей волне.

Из рубки катера выпрыгнула девушка с непокрытой головой, в знакомой черной форме-непромокайке, украшенной мерцающей белой надписью «Береговая охрана», ловко переместилась на нижнюю планку трапа.

С катера ей подали туго набитую сумку, девушка перекинула ее наверх, на край борта, потом с таким же проворством перекинула вторую сумку. Красивая была девушка. Офицер. Перед ней навытяжку готов был встать даже сам командир корабля. На гибких погончиках, прикрепленных к куртке, поблескивали четыре капитан-лейтенантских звездочки.

Михальчук принимал гостью у борта. Волна шла широкая, плоская, выкатывалась прямо из-под иссиня-серых туч, из-под кромки, подсвеченной снизу бледным дрожащим сиянием, какое обычно исходит от льда. «Троя» на этих волнах неторопливо переваливалась с борта на борт.

Такая качка может сбить с ног кого угодно, даже бегемота, привязанного цепью к мачте, или мужика, способного проломить кулаком кирпичную стену, а на девушку не действовала совсем, она, похоже, могла держаться на палубе, даже если та начнет переворачиваться вверх дном.

– Капитан-лейтенант Самойлова, – доложилась гостья, блеснув крепкими чистыми зубами. Построжев, вытянулась перед Михальчуком.

Долго держать на лице строгое выражение она не смогла, улыбнулась вновь. Михальчук невольно подумал о том, что ныне редко встретишь девушку с такой улыбкой – сегодняшние девушки с силиконовыми губами готовы день и ночь улыбаться во весь рот, – даже во сне, – но это совсем не те улыбки.

Оказывается, для познания человека, кто он и что он, не нужно много времени и совсем необязательно есть из одной миски кашу в течение нескольких лет – достаточно увидеть улыбку и руку, протянутую для приветствия, больше ничего не надо.

– А как зовут капитан-лейтенанта Самойлову? – поддавшись улыбке гостьи и сам начав улыбаться – так же открыто и безмятежно, – спросил Михальчук.

– Ириной Александровной.

– Отчество обязательно?

– Никак нет, товарищ капитан второго ранга, – Самойлова по-девчоночьи бодро мотнула головой. – Совсем необязательно.