Ночной нарушитель (сборник)

Точнее, выехать в Кронштадт, где на приколе уже стоит новенький сторожевик (что важно – в северном исполнении) и взять командование над тем сторожевиком. Который, между прочим, по размерам в два раза больше, чем «Троя». А уж про мощность и быстроту хода и говорить не приходится… На новом корабле есть даже вертолетная площадка. Значит, будет и вертолет.

А «Троя» уже отходила более тридцати лет. И хотя в ней все время что-то модернизировалось, добавлялось, прикручивалось – появились, скажем так, новые электронные гайки и современные кибернетические болты, – все равно «Троя» считалась кораблем старой постройки.

Да и спущена на воду «Троя» была заводом самым что ни есть мирным – Ярославским и по классу своему первоначальному относилась не к боевым кораблям, а к трудягам-буксирам, к обычным морским силачам, которые привыкли таскать по морям, по волнам разные ржавые баржи, плашкоуты, стягивать с мелей сплоховавшие суда, иногда вообще волочить в отстойники огромные дырявые коробки, кое-как подлатанные, отжившие свое – надо же им где-то скоротать, дотягивая до точки свои последние дни.

На буксир этот, очень неплохо, кстати, сконструированный, поставили новую электронику, смонтировали скорострельную артиллерийскую установку из шести стволов, способную разрезать пополам вражеский корабль, и «Троя» превратилась в грозный сторожевик.

В рубке уже сидел штурман Холодов, мурлыкал под нос какую-то мелодию, какую именно, разобрать было невозможно, штурман по части исполнительского мастерства вряд ли был выше городских голубей – те тоже гуркают и мурлычат также – как получается у него, так и получается. А вообще-то штурманский отсек был самым уютным на корабле.

К стене Холодов прикрепил два неплохо написанных, с широкими мазками, очень спокойных пейзажа, типичных для Липецкой либо Тамбовской областей, штурман был родом из тех мест, поэтому и природу тамошнюю считал лучшей в мире.

– Ну что там метео? – вглядевшись в снежный мрак за стеклами рубки, спросил Михальчук. – Запрашивали?

– Так точно, запрашивали. Никаких изменений. Завтра – то же меню, что и сегодня, ничего нового… Хотя ожидается усиление ветра.

– Совсем сбрендила природа, – качнул головой Михальчук, – человека во враги зачислила…

– Довели, товарищ командир. Человек это и сделал. Очень успешную провел операцию.

Ночью, после ноля часов, когда все заряды уже прошли, а море, кажется, стало успокаиваться – длинные черные волны сделались ниже и короче, – наступила передышка: в небе вновь возникла радуга.

Широкая, сияющая, с подрагивающими яркими полосами, лихо взметывающимися вверх, легко расшвырявшая неряшливые тучи, она вызвала удивление даже у Михалыча, вообще не умевшего удивляться. Сквозь прореху между облачными лохмотьями, схожими с дымом, исходящим от дотлевающего пожарища, вновь выглянуло светлое, чистое, словно бы смазанное сливочным маслом, солнце.

– Чудеса-а, – покинув камбуз, покачал головой Михалыч, на глаз измерил ширину радуги, подтянул штаны и вновь скрылся на своем рабочем месте.

Метеорологи недаром ели свой хлеб – ночное видение в виде фантастической ночной радуги не изменило мрачного погодного прогноза, – утром снова валил снег, шлепался толстыми лепешками в черную воду, нырял вниз бесследно, – и казалось, что конца-края этому светопреставлению не будет. В толстом одеяле облаков прорехи больше не возникали, радуги не рождались. Колдовство закончилось.

За бортом «Трои» колыхалось угрюмое северное море, исчерканное медлительными длинными волнами.

Волны были не только длинными, но и высокими, опасными, звучно и сильно молотились в борт «Трои», – начинался шторм, вот только валы эти не были украшены белыми пенистыми гребнями, сохраняли свой угрюмый асфальтовый цвет. Михальчук подумал, что эта особенность существует только у воды Баренцева моря, у других морей ее нет. Холодное Карское море внешне, например, выглядит куда приветливее, нежнее, уютнее, чем Баренцево.

Вода в Карском море – зеленоватая, пузырчатая, волны украшены яркими кипенными гривами, катятся бодро, веселят взгляд. Рыбы в Карском море почти нет, водятся какие-то головастики, а не рыба, есть этих головастиков почти нельзя: невкусные, костяшки застревают в зубах.

Зато в Баренцевом море рыбы полно всякой – и треска есть, и пикша, и налимы, и зубатка, и окуни – чего только нет! И главное – в большом количестве развелись крабы. Огромные, королевские, завезенные сюда с Камчатки.

Вначале рыбаки жаловались: крабы прожорливы непомерно, не брезгуют ничем, съедают все, что попадает им на зуб, кушают даже ракушек, а уж что касается молоди, то молодь им только подавай, чем больше – тем лучше, но потом перестали жаловаться, поскольку оказалось, что крабы съедают только больную рыбу, здоровая рыба, в том числе и мальки, им не по зубам. Не дано страшному неповоротливому костяному пауку догнать какую-нибудь проворную малявку. Так крабы получили у рыбаков паспорт на жизнь в будущем времени.