Подводная лодка тем временем освободила путь, ушла в боковой рукав, и Михальчук приказал прибавить ходу. Маневрировать столько, сколько маневрировала подводная лодка, он не мог, поскольку Михальчук командовал не подлодкой и даже не транспортной баржей, а ПСКР – пограничным сторожевым кораблем.
От быстроты действий командира сторожевика на водной границе зависело очень многое… Иногда, если хотите, – все.
Снег прекратил идти также внезапно, как и начался: шлепающий шум, висевший в воздухе, начал угасать – видать, запасы в тяжелых низких тучах сходили на нет, хотя самих туч стало еще больше, а небо сделалось еще темнее, в нем появилось что-то опасное и, хотя стоял полярный день, в котором никогда не бывает ночной темноты, было по-ночному темно, почти черно.
Через несколько минут шум падающего снега стих совсем. Рябь, взбиваемая шлепающимися комками снега, улеглась. В хорошую погоду Кольский залив всегда бывает очень красив, берега, украшенные нерастаявшими полосками снега, обязательно привлекают взгляд, рождают тепло в душе, хотя красота берегов этих, пожалуй, слишком сурова.
Прошло еще несколько минут. В облаках, в волнистых черных клубах вновь наметилось смещение, огромные гряды сдвинулись, образовалась знакомая прореха, небо уплотнилось, прореха расширилась, превращаясь в воздушное озеро, и в озере этом неожиданно заплескалось солнце. Небольшое, с головку магазинного сыра, но очень яркое, сильное, способное поднять настроение даже у такого человека, как мичман Пиликин.
Ночная чернота, только что висевшая над водой, растаяла мгновенно, – и правильно сделала, ибо нет места ночи в светлом полярном дне, – в ряби залива растворились и снежные лепешки, все до единой.
А уж что касается Михальчука, человека, который не только может восхищаться внезапно появившимся солнцем, но и стихами, и свеженькой, только что из кастрюли картошкой, намятой с ароматным подсолнечным маслом и укропом (впрочем, кок Михалыч умеет не только классную «картоплю» делать, но и яблоки в кляре готовить, и «тресочью» душу – печень, завернутую в венгерский бекон, и уху северную, которую он варил из нескольких видов рыб, со сливками, – все эти блюда вызывали большое восхищение у Михальчука), и высокими темными водами Баренцева моря, – у командира сторожевика поднялось настроение.
Черная плотная вода под воздействием солнца посветлела, обрела зеленоватый, рождающий восторг цвет, у самого борта сторожевика неожиданно возникла радуга. Яркая, многослойная, шириной с хороший письменный стол, она словно бы вырвалась из воды, из глубины и беззвучно взметнулась вверх. Насквозь просекла большое рыхлое облако и объявилась милях в десяти от «Трои», – вновь нырнула в воду.
В рубке стало тихо, так тихо, что дежурный штурман Холодов не выдержал, высунулся из своего отсека, застеленного картами, и открыл по-ребячьи рот: редкостная картина поразила и его.
Даже звук главного двигателя куда-то исчез, запутался в корабельных переборках, это было так же необычно, как и радуга в Заполярье. Пиликина радуга тоже задела за живое, от неожиданности он насупился, стал важным, как адмирал, – этакий неприступный памятник. Михальчук со штурманом переглянулись.
Радуга тем временем беззвучно шевельнулась и отползла от борта.
– Чем-то она нас пометила, только чем, хорошим или плохим, не пойму, – проговорил Холодов озабоченно, приподнял плечи в неведении.
– Хорошим, – успокоил его командир, – будет нам удача.
Радуга той порою попрощалась с «Троей» и, убыстряя ход, двинулась в сторону острова Кильдин.
– В первый раз такое вижу, – произнес Холодов тихо, будто боялся спугнуть радугу. – Это дело надо бы отметить чайком… Михалыч нужен.
А Михалыч тут как тут, легок на помине, словно бы из воздуха объявился, чай в подстаканниках принес: ай да кок, ай да умница, подметки на ходу режет, словно разведчик высокого класса! То ли желания на расстоянии угадывает, то ли под кожу у него приемник с передатчиком вшиты, то ли еще чем-то чувствительным вооружен человек.
Видя, что командиры довольны, Михалыч не сдержался, расплылся в широкой улыбке, гладкая прическа на его голове встопорщилась ежиком, сделала лицо кока похожим на какого-то знаменитого актера – на какого именно, Михальчук пока не понял. Но обязательно поймет, разберется. На первой же стоянке, где «Троя» бросит якорь.
Кильдин, около которого надлежало остановиться, хоть и находился недалеко, но до него еще было плыть да плыть.
Совсем недалеко от первой радуги, немного в стороне возникла вторая, чуть пожиже и пониже ростом, менее подвижная, но тоже ошеломляюще-неземная, приковывающая к себе взор – на этот раз изумленно распахнул рот даже угрюмый Пиликин – у рулевого в глазах завспыхивали крохотные оранжевые огоньки, он попробовал закрыть рот – не получилось, так и стоял за штурвалом с открытым ртом. Вот что делает природа с людьми.