Три женщины не вошли в лифт с Рамиресами, но обсудили, как грустно было смотреть на Хулиана Рамиреса, проходящего мимо Ричарда, не перекинувшись с ним и взглядом. Синди очень хотелось бы поговорить с Хулианом, услышать о детстве его сына и, возможно, узнать об истоках жизненного пути Ричарда. Она еще не решила, был ли он тем самым Охотником, но он явно жил по другую сторону закона.
Пока женщины беседовали, Синди подумала, что Филлис Синглтери встревожена и рассеяна. Она поинтересовалась у нее, не из-за свидетельских ли это показаний Хулиана. Филлис сказала, что они ее определенно опечалили, но добавила, что у нее «проблемы дома», у ее парня скверный характер, он пьет и жесток с ней.
Синди поняла, как трудно Филлис после того, как она целый день слушала все эти ужасные свидетельства и видела страшные фотографии, возвращаться домой, где ее ждут брань и рукоприкладство.
Рэй Кларк, Даниэль и Артуро спросили Ричарда, не против ли он нахождения Сендехаса в составе жюри, Рамирес сказал, что возражает, ибо Сендехас знал Адашека, а потому не сможет быть беспристрастным. Он сказал, что хочет, чтобы его не было в жюри.
Ричард понял, что это, быть может, последний шанс Хейден стать присяжной, а благодаря красноречивым взглядам и сочувственным улыбкам, которые она ему дарила, он пришел к убеждению, что она никогда его не осудит. Он потребовал от своих поверенных сказать судье Тайнану, что Сендехас должен уйти.
После обеда Кларк объяснил Тайнану, что Ричард категорически потребовал удаления Сендехаса из жюри. Судье ничего не оставалось, как поблагодарить и отпустить Сендехаса. Он приказал выбрать по жребию замену. Клерк полез в барабан, достал записку с фамилией и прочел ее вслух: «Синтия Хейден».
– Мисс Хейден, вы теперь присяжный номер один. Впредь вы будете сидеть на этом месте, – распорядился судья Тайнан.
Синтия Хейден встала, подошла к месту номер один и, не скрывая счастливой улыбки, села.
Наконец ее черед настал. Ее улыбку и радость увидел Ричард, наклонился и сказал команде защиты:
– Похоже, она выиграла гребаную лотерею.
– Конечно, – сказал Кларк.
– Она никогда тебя не осудит, – добавил Даниэль.
Салерно, Каррильо, Хэлпин и Йохельсон были недовольны: потребовалось убрать всего лишь одного человека, чтобы завести присяжных в тупик. Хэлпин вздрогнул от перспективы еще раз рассматривать это дело в суде. Координация всех свидетелей и вещественных доказательств была задачей титанической – и он не знал, захочет или сможет ли пройти через это снова.
Дорин не доверяла Синди Хейден и считала, что ее вхождение в состав жюри не принесет ничего хорошего.
Синди Хейден родилась в Портленде, штат Орегон, старшей из четырех детей. У нее были брат и две сестры. Ее отец, как и отец Ричарда, работал на железной дороге, и у него был такой же скверный, слишком жестокий характер.
– Он часто бил мою мать прямо у нас на глазах, и часто бил меня, «выбивал из меня все дерьмо». Ему нравилось, чтобы за столом во время обеда было тихо. Однажды я заговорила, и он по-настоящему метнул в меня нож, чуть не выколов мне глаз.
Большая часть ответственности за воспитание брата и сестер легла на плечи Синди, и она раньше времени повзрослела.
– Как будто я никогда не была подростком. Из маленькой девочки я сразу превратилась в зрелую женщину.
В двадцать один год Синди вышла замуж. Хотя брак был удачным, счастлива она не была, ей хотелось от жизни чего-то большего, чем просто хорошего брака. Детей она не хотела, возможно, потому что подростком она была матерью брату и сестрам.
После семи лет брака Синди ушла от мужа и переехала к другому мужчине. Тот сказал ей, что хочет перебраться в Лос-Анджелес, и, по словам Синди, именно поэтому она с ним и связалась. Позже она скажет: «Я всегда чувствовала, что в Лос-Анджелесе мне предначертана особая судьба».
После переезда они рассталась. Он начал слишком много пить, стал агрессивным и жестоким. Вскоре после этого ее вызвали в суд присяжных по делу об убийстве Ричарда Рамиреса, и она знала, что именно поэтому приехала в Лос-Анджелес: суд над Ричардом Рамиресом был ее судьбой.
Пока Синди Хейден с улыбкой на лице смотрела на Ричарда со скамьи присяжных, Артуро вернулся к допросу Алана Адашека.
Артуро показал Адашеку фотографию капитана Джона Джонса, делающего знак «V – победа», показывая два пальца, и спросил его, отражает ли это то, что произошло в тот день. Бывший государственный защитник сказал, что да, а Артуро сказал, что у него больше вопросов нет, уверенный, что жюри оценило значение этого жеста. (Капитан Джон Джонс двумя пальцами показал свидетелям место Ричарда среди опознаваемых.)
Хэлпин спросил Адашека, помнит ли он, что разговаривал с ним на опознании о том, заметна или незаметна травма Ричарда, и Адашек сказал, что не помнит. Почти на каждый вопрос прокурора Адашек отвечал, что не помнит. Он даже не мог вспомнить, выражал ли протест из-за лысины на голове Ричарда.