Ночной охотник. История серийного убийцы Ричарда Рамиреса

В 1963 году дети впервые увидели отца в ярости. Хулиан чинил свою машину и не мог вставить фильтр. Он принялся ругаться, потом разъярился и стал биться головой о стену дома, пока по лицу не потекла кровь.

«Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так злился, – скажет впоследствии Джозеф. – Он полностью утрачивал над собой контроль. Было страшно смотреть, как он бьет себя до крови и все такое. В эти моменты все дети разбегались. Мама пряталась подальше с его глаз. Самое смешное, что он больше злится на вещи, чем на людей».

Из-за частых пропусков по болезни Джозеф искренне ценил возможность ходить в школу. Это было намного лучше лежания на больничной койке со свежеобрезанными костями в безнадежной битве с непонятной болезнью. Он старался изо всех сил, но учился ниже среднего. Роберт был явно неспособен к обучению, и его перевели в класс коррекции. В класс коррекции отправили и Рубена. Отнюдь не из-за неспособности – коэффициент интеллектуального развития у него был средним – а из-за нежелания учиться. Никакие побои, крики или угрозы отца на него не действовали.

Ричард продолжал оставаться игрушкой Рут. Она часами играла с ним в дочки-матери, как будто он ее дитя, ворковала с ним по-английски и по-испански. Ричард был отличным ребенком, мало плакал, хорошо ел и спал. Он был очень миловидным, с правильным лицом и большими круглыми глазами с длинными ресницами. Как у отца и братьев, руки и ноги у него были крупные.

Мать позже рассказывала, что любовь Ричарда к музыке проявилась еще до года. Когда по радио звучала мелодия, которая ему нравилась, он принимался двигать головой и ногами в такт.

Теперь, когда семья выросла до семи человек, Рамиресам требовался больший дом. Копить на него они начали давно и насобирали сумму через одиннадцать лет. Они купили дом на Ледо-стрит в Линкольне, также известном как Ла Рока, «скала», из-за расположенного по соседству кладбища Кордова. В районе было больше жилья, чем сейчас; вдоль солнечных, обсаженных деревьями улиц стояли ухоженные семейные особнячки. Одноэтажный оштукатуренный дом с тремя спальнями, большой кухней и задним двором находился в центре квартала. Слева шла подъездная аллея, а гаража не было.

Для присмотра за Ричардом, пока Рут и братья в школе, Мерседес нашла женщину по имени Сокорро. Хулиан часто отсутствовал по несколько дней. С бригадой из тридцати пяти человек он ездил туда, где железная дорога Санта-Фе прокладывала рельсы. Ему не слишком нравилось отрываться от дома, но он не жаловался. По мере того как он и его бригада прокладывали новые пути, им приходилось все дальше и дальше уезжать от Эль-Пасо, и он вынужденно отсутствовал все дольше.

Первые неприятности начались, когда Рубен, по выражению Мерседес, связался с «компанией плохих парней», нюхавших клей и грабивших дома в других районах.

Хулиан был в разъездах, Мерседес пять дней в неделю работала с полдевятого до полпятого, и мальчикам Рамиресов не хватало присмотра. Сокорро мало что рассказывала, а пока никто ничего не говорил, откуда Мерседес или Хулиан могли узнать, чем заняты дети?

Когда Сокорро уходила, Рубен приглашал друзей нюхать клей. Рут увидела их, но брат пригрозил ее побить, если она проговорится, и она промолчала, понимая, что родителей слишком часто нет дома, и Рубен сможет ей отомстить. Проблемы, вызванные мятежным духом Рубена, перечеркивали искренние надежды, мечты и молитвы отца.

Район Ледо-стрит был хороший, но суровый. Его трудолюбивые обитатели почитали семью и церковь. Большинство из них были американцами мексиканского происхождения в первом и втором поколении.

В два года Ричарда чуть не прибило опрокинувшимся комодом. Они были дома вдвоем с Сокорро. Она смотрела мыльную оперу по телевизору, и Ричард попросил ее включить радио, чтобы послушать музыку и потанцевать. Она сказала «нет», и он решил включить радио сам. Приемник стоял на высоком тяжелом деревянном комоде в родительской спальне. Дотянуться до него он не мог и, как по лестнице, полез по открытым ящикам. На третьем ящике комод под его весом опрокинулся, от удара он потерял сознание, разбив лоб в кровь. Шрам остался на всю жизнь. Увидев лежащего без сознания истекающего кровью двухлетнего ребенка, придавленного комодом, Сокорро запаниковала. Она позвонила на работу Мерседес, сняла с Ричарда комод, а к ране приложила полотенце. Мальчика отвезли в больницу. Чтобы зашить рану, потребовалось наложить тридцать швов. Сокорро сказала, что Ричард потерял сознание на пятнадцать минут. Врачи сообщили, что у него сотрясение мозга и требуется внимательный уход. Если случится головокружение или потеря равновесия, его надо снова везти в больницу.

Когда Хулиан услышал, что случилось с Ричардом, он разозлился. За что, черт возьми, они платили Сокорро, если не за то, чтобы присматривать за Ричардом и следить за тем, чтобы он не поранился? Мальчик был гиперактивен, никогда не сидел на месте и требовал непрестанного внимания. Хулиан настоял на том, чтобы Мерседес нашла его младшему сыну другую няню. Сокорро уволили, а инцидент забыли.