Читаем Ночной паром в Танжер полностью

Карима сказала, что ему надо приехать к ней, отдохнуть и оправиться. По кафельной стойке маршировал парад нелепых фактов его жизни – они ухмылялись, как менестрели, и дразнили. Он часть многовековой династии безумцев. Которые все эти годы ползали под шкурой ночи и дрожали. Которых находили трясущимися по углам сырых ирландских полей. Которых находили ползающими по скалам и в морских пещерах. Находили в больничных палатах, и в барах, и в лесных чащах.

Тягуче наступило утро.

Прошла неделя. Он вышел прогуляться по холмам над Малагой. Небо раскроил воплем истребитель с военной базы. Закрытый мертвый отель со слепыми окнами. Сгнившая до соленых костей собака. Далеко внизу дрожало и ломалось синее море. На ходу губы Мориса складывались в слова – он снова говорил с Дилли и Синтией, безумно, умоляюще.

Суть была такова: неужто вам не будет лучше без меня?

Карима ждала у начала дороги в своей маленькой синей японской машине. Вечно она водила табакерки. Она ему улыбнулась: ненормальный рот, красивые глаза. Вмажь меня между пальцев ног и скажи, что любишь.

Вместо этого они поехали в бар в горной деревне. Взяли ración тортильи, пили кортадо и виски «Джеймисон». В углу высоко и беззвучно работал телевизор. Бармен переключил на канал с шоу экстрасенсов. Женщина-экстрасенс уставились в камеру черным взглядом. Снова-здорово, подумал Морис Хирн. Это была провинциальная передача, низкобюджетная: во время пророчества за спиной экстрасенса прошла какая-то девушка с пакетами из «Лидла» – судя по внешности, ее сестра. Внизу появился телефонный номер для частных консультаций. Морис взял со стойки ручку и записал. Карима рассмеялась. Бармен включил звук.

Той ночью он позвонил экстрасенсу. Сказал, что не знает языка, но ему ответили, что это не проблема. Он дал реквизиты своей карточки. Его соединили. На медленном и аккуратном английском экстрасенс сказала, что что-то слышит в его голосе. Что-то желтого цвета. Это тревожность. Он сказал, что да, ему тяжело. Неужели, сказала она. Он рассказал, что совершил ужасный поступок – а худшее, что, возможно, это был правильный поступок. Сказал, что его как будто направляла какая-то высшая сила. Сказал, что в целом это ощущение не назвать ужасным. Она сказала, что это может быть Бог, а может быть и его враг, а может быть encantamiento – она не знала слова на английском, но он догадался: чары. Она сказала, что это может быть белая или черная магия. Возможно, правду не узнать уже никогда. Она попросила его помолчать, только дышать в трубку, и стараться дышать медленней. Так он прозондирует в себе пустоты. Через некоторое время экстрасенс спросила: какое слово приходит вам на ум первым?

Уммера, сказал он.

Карима жила на горном склоне с приморскими соснами, над городом и морем. В соснах над домом по ночам скорбно бормотала сова. Внизу холодно горели огни города. Карима уложила свои тощие кости в ванную, и Морис вмазал ее между пальцев ног. Его ладонь лежала на ее худой коричневой ляжке, и та напрягалась, пока Карима странствовала – карие глаза закрылись, ненормальный рот смягчился.

Я тебя люблю, сказал он.

Ой, иди ты, сказала она.

Он погладил ее ляжку; она приоткрыла глаз и издала саркастичный и пренебрежительный звук, ей чуть-чуть не хватило сил поднять его на смех. Они могли разговаривать друг с другом, не разговаривая.

Из какой херни я сделан, Карима?

Из той же, намекала она, из какой сделаны мы все – из всех слов, что мы шептали по ночам, из всех нарушенных обещаний.

И снова небо сломал военный истребитель.

Приморские сосны гнулись, дрожали, встряхивались; сова в возмущении ухала еще громче.

Внизу быстро плыли огни города.

До Рождества оставалась неделя. Он помог Кариме вытереться, и они лежали вместе на диване у низкого окна, выходившего на город, и через некоторое время она вновь обрела дар речи. Она велела ему забыть о катерах с наркотой. Уже скоро в катерах с наркотой не будет денег.

Когда я кладу сюда руку, сказал он, ты как бы… я это называю «полошишься». Как бы… такое удивление в глазах?

Никакого удивления, сказала она. Меня там трогают с девяти лет.

О господи, Карима. Обязательно надо было этот мрачняк, да?

Ничего мрачного, сказала она. Это жизнь.

Она закурила. Выпустила дым ему в лицо. Чокнулась с ним краем бокала, и они выпили разведенного спирта.

О чем ты думаешь? спросил он. Когда я тебя там трогаю?

О конфетах, сказала она.

Умеешь ты меня уничтожить, сказал он. Всегда умела. Помнишь, как мы впервые встретились? Я был еще таким пацаном.

Ты до сих пор пацан.

Можно тебе вылизать, Карима?

Я ничего не почувствую.

Ни там, ни здесь. Так же известно как подстава.

Что такое «подстава»?

То, что ты мне сейчас заявила.

Можно какое-то время пожить в Кадисе, сказала она.

Почему в Кадисе?

Если я останусь здесь, меня застрелят или того хуже, сказала она.

И странная сова снова издала свой рваный зов.

Перейти на страницу:

Все книги серии МИФ. Проза

Беспокойные
Беспокойные

Однажды утром мать Деминя Гуо, нелегальная китайская иммигрантка, идет на работу в маникюрный салон и не возвращается. Деминь потерян и зол, и не понимает, как мама могла бросить его. Даже спустя много лет, когда он вырастет и станет Дэниэлом Уилкинсоном, он не сможет перестать думать о матери. И продолжит задаваться вопросом, кто он на самом деле и как ему жить.Роман о взрослении, зове крови, блуждании по миру, где каждый предоставлен сам себе, о дружбе, доверии и потребности быть любимым. Лиза Ко рассуждает о вечных беглецах, которые переходят с места на место в поисках дома, где захочется остаться.Рассказанная с двух точек зрения – сына и матери – история неидеального детства, которое играет определяющую роль в судьбе человека.Роман – финалист Национальной книжной премии, победитель PEN/Bellwether Prize и обладатель премии Барбары Кингсолвер.На русском языке публикуется впервые.

Лиза Ко

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература

Похожие книги

Уроки счастья
Уроки счастья

В тридцать семь от жизни не ждешь никаких сюрпризов, привыкаешь относиться ко всему с долей здорового цинизма и обзаводишься кучей холостяцких привычек. Работа в школе не предполагает широкого круга знакомств, а подружки все давно вышли замуж, и на первом месте у них муж и дети. Вот и я уже смирилась с тем, что на личной жизни можно поставить крест, ведь мужчинам интереснее молодые и стройные, а не умные и осторожные женщины. Но его величество случай плевать хотел на мои убеждения и все повернул по-своему, и внезапно в моей размеренной и устоявшейся жизни появились два программиста, имеющие свои взгляды на то, как надо ухаживать за женщиной. И что на первом месте у них будет совсем не работа и собственный эгоизм.

Кира Стрельникова , Некто Лукас

Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза