Ночной пасьянс

Утром, не заходя на работу, Сергей Ильич отправился на автостанцию, купил билет на рейсовый автобус «Подгорск — Ужва», и сев в полупустую машину, стал ждать отправления. Шофер в кабине что-то жевал, не спешил, хотя уже пора бы ло ехать, видно надеялся, что пассажиры еще подойдут.

Вчера и позавчера пришла почта из Литвы и Белоруссии, — ответы на запросы Сергея Ильича из населенных пунктов Троки — Тракай. И — никаких следов Бучинских: «Нет», «Не числятся», «Не проживали», «Не проживают», «Не значатся». Ни огорчения, ни разочарования эти ответы у Сергея Ильича не вызвали. Уж очень давно он привык к двум результатам в своей работе: «да» — «нет». И многолетнее такое многообразие не порождало никаких эмоций.

Сегодня он должен окончательно прояснить все, что касается Ульяны Васильевны Бабич.

Автобус выбрался уже из сутолоки центра и катил по широким улицам нового микрорайона, за которым начиналось рыжее поле.

Коротая время, Сергей Ильич думал о том, какие дальнейшие шаги предпримет в поисках наследников 300.000 долларов, окажись Ульяна Васильевна Бабич не тем лицом, которое он ищет. И еще он впервые подумал: странно, что Бучинский не оставил завещания, как это принято на Западе, тем более, что оказался человеком состоятельным. Уж он-то знал, кто должен унаследовать все, что останется после его смерти. В чем же дело? Считал, что совершенно одинок, завещать было некому?..

Постепенно по дороге в Ужву автобус заполнялся людьми, которых шофер подбирал в привычных местах, обычно около сельмагов. В машине стало душно, к тому же в салон откуда-то гнало горячий дух бензина. Сергею Ильичу сделалось дурно, пытался все время вздохнуть полной грудью, перевести дыхание, но не мог, что-то тяжко легло поперек горла, начиналась головная боль. Хотелось крикнуть, чтоб остановили автобус, выскочить, лечь среди поля, закрыв глаза, и дышать, дышать…

В таком состоянии он доехал до Ужвы, ни о чем стороннем уже не думая. Тут же на площади, где была конечная остановка, он посидел на скамье, передохнул, покурил и двинулся на Черешневую улицу.

Калитка дома номер пять оказалась запертой, окна затворены и за стеклами видны были глухие шторы. Во дворе ни души. Постояв какое-то время и убедившись, что дом пуст, Сергей Ильич направился к соседней, справа, калитке, скобой поднял щеколду, вошел во двор и по шуршащей гравийной дорожке поднялся на крылечко, постучал в крашеную белую дверь.

— Входите, открыто! — раздался голос.

Войдя, Сергей Ильич не сразу увидел в темноватой прихожей хозяина, который склонившись, переливал из молочного бидона в трехлитровую банку тягучий, приторно пахший цветами мед.

— Вы ко мне? — выпрямляясь и вытирая руки мокрой тряпкой, спросил хозяин. — Проходите, — он первым прошел в дверь, распахнутую в светлую кухню. И Сергей Ильич разглядел его — невероятно худого, плоскогрудого, в старенькой желтой с коричневыми полосками сорочке, заправленной в широченные брюки, державшиеся на подтяжках.

— Здравствуйте, — сказал Сергей Ильич. — Извините за вторжение. Я, собственно, к соседке вашей, Ульяне Васильевне. Но там, по-моему, никого нет.

— Никого, — сказал хозяин. — А вы, простите, откуда будете?

— Из области. Я юрист. Приехал по важному для нее делу.

— Ульяна в больнице. Инсульт у нее. Вас как звать?

— Сергей Ильич.

— А меня Марьян Зенонович.

— Как ее здоровье? — спросил Сергей Ильич.

— Плохо. Надежды мало.

— Марьян Зенонович, вы хорошо знали их семью, Ульяну Васильевну, ее мужа? Понимаете, мне нужно кое-что уточнить о ее родне. Скажу вам откровенно, речь идет о наследстве.

— Ишь ты, как! — хозяин весело вскинул руками. — Все расскажу, что знаю, может и мне чего перепадет из наследства того, — он добродушно рассмеялся и уже серьезно сказал: — Семью их знаю тридцать четыре года, как переехали сюда в сорок шестом из Хабаровска, так мы рядом и живем, строились тут разом. Я Антону помогал, Бабичу покойному, он мне. Спрашивайте, скажу, что помню.

— Откуда они родом?

— Антон Бабич, значит муж Ульяны, коренной дальневосточник, хабаровский. Рассказывал, что дед его из казаков уральских. В середине прошлого века чуть ли не всей деревней переселились в дальневосточные края с Урала.

— А Ульяна Васильевна?

— Тоже из тех мест. После революции оба оказались за границей, в Хабине или Хибине, не помню точно.

— В Харбине, наверное?

— Наверное. Там познакомились, там и поженились. А уж после этой войны, в сорок шестом вернулись. В родных местах, дальневосточных, что-то не понравилось им, подались сюда. Так мы и познакомились.

— А детей у них нет?

— Нет. Как говорится, бог не дал.

— Марьян Зенонович, братья, сестры у Ульяны Васильевны есть?

— Одна сестра была, Мария, умерла еще в шестьдесят третьем. Тоже с ними приехала, но жила в Подгорске.

— Ульяна Васильевна никогда не упоминала о какой-нибудь родне за границей?