Ночной поезд на Марракеш

– Такими вещами не шутят!

– А я и не шучу. – Он бросил на Викки задумчивый взгляд, вокруг его глаз расползлись лукавые морщинки.

– Ладно, – осторожно сказала она. – А о чем еще ты со мной говоришь?

– Э-э-э… А еще я говорю тебе, что мне хочется тебя поцеловать.

Викки почувствовала, что краснеет.

– Ну и как? Тебе это мысленно удалось?

– Поцеловать тебя?

– Да.

– Удалось.

Наклонившись к Тому, Викки прижалась к его губам.

– Вот так, да? – с улыбкой спросила она.

Лучи солнца, пробивающиеся сквозь витражное окно, покрывали лицо Тома разноцветными геометрическими узорами, и Викки обнаружила, что, оказывается, целовала губы вишневого цвета.

Том притянул ее к себе, и на сей раз поцелуй длился так долго, насколько ему позволила перебинтованная челюсть.

– Типа того, – кивнул Том, и Викки рассмеялась, чуть смущенно и одновременно радостно.

– Я не хотела причинить тебе боль. – Викки заглянула ему в глаза и увидела, что он тоже счастлив, впрочем теперь, когда они так быстро пересекли черту, она толком не понимала, как вести себя дальше. Ведь как-никак Том еще не поправился.

– Я могу со дня на день вернуться в Париж, – сбивчиво произнесла она.

– Что?

– Маман считает, для нас лучше всего будет покинуть страну. Подальше от Патриса, который может вернуться. У меня постдипломное обучение в институте моды, где меня уже ждут. Я забыла отправить туда подтверждающие документы, поэтому они хотят видеть меня лично, чтобы заново оценить мою готовность пройти стажировку.

– Но тебе в любом случае придется вернуться сюда, чтобы свидетельствовать в суде, если Патрису когда-нибудь предъявят обвинение в убийстве Джимми.

– Да. Поначалу они вообще запретили мне покидать Марокко.

– Ну тогда у меня есть новости, которые тебя наверняка обрадуют. А точнее, возможно, появятся такие новости.

– Неужели? И что за новости?

– У папы есть знакомства в журнале «Пари-матч». И он думает, что сумеет устроить меня туда на работу. Работа не бог весть какая, и все-таки… Ну что скажешь? Или работа в Париже, или мне придется вернуться в Лондон.

– По-моему, это чертовски здорово! – просияла Викки.

– И тогда мы сможем узнать друг друга получше.

– В Париже, в самом романтическом… – Она покраснела и осеклась.

Не обратив внимания на ее смущение, Том спросил:

– А у тебя там есть жилье?

– Угу. У моего отчима Анри в Париже есть холостяцкая квартирка, где можно перекантоваться. Он говорит, я могу ею пользоваться, пока не начну зарабатывать деньги после окончания курса обучения. Он начинается в сентябре и длится год.

– Ладно… Согласно вердикту местных врачей, ближайшие пару месяцев мне вообще нельзя ничего делать. Дай мне твой парижский адрес, и я с тобой свяжусь, если все-таки получу ту работу.

– Я была бы рада.

– И я тоже. – Он улыбнулся Викки. – У нас сегодня на ланч баранина, приготовленная на медленном огне с паприкой, имбирем и шафраном… Может, останешься? Очень вкусно. Баранина такая нежная, что буквально разваливается на тарелке.

– Мне нужно прикинуть, что к чему. Думаю, нам, возможно, придется вернуться в касбу, чтобы попрощаться перед отъездом с бабушкой.

– А можно задать тебе вопрос?

– Конечно.

– Ты любишь старинные места? Ветхие особняки, заросшие сады, жуткие заброшенные подвалы.

– Покосившиеся коттеджи на вершине обдуваемых ветрами утесов, – попав в струю, продолжила Викки.

– Да. Места, о которых ничего не знаешь, но можешь легко представить, что там могло бы произойти. Они кажутся мне намного притягательнее, чем нечто законченное или очевидное. Понимаешь, о чем я?

– Думаю, да.

– Вот и ты точно такая же.

– Ветхая и жуткая, да? – рассмеялась Викки.

– Нет. Я хочу сказать, что ты где-то рядом, но я пока не могу толком тебя разглядеть. Это еще только предстоит сделать. Некоторые девушки все как на ладони. Но когда пытаешься копнуть глубже, то находишь лишь пустоту.

– И не только девушки.

– Конечно. Я не совсем точно выразился.

В дверь постучали, и мужчина в голубом кафтане принес торт, покрытый слоем засахаренных апельсиновых долек, и все атрибуты для чаепития: серебряный поднос с синим металлическим чайником, сахарницей и самыми красивыми чайными стаканами, которые Викки когда-либо приходилось видеть.

– Торт с цветками апельсина и медом. – Мужчина придвинул ногой кофейный столик, осторожно поставил на него поднос и налил Тому с Викки чая.

Пока он накрывал на стол, Викки впервые оглядела помещение. Она была так взволнована встречей с Томом, что поначалу просто не обратила внимания на роскошь обстановки. Том лежал, откинувшись на расшитые золотыми и красными нитками подушки; на диване возле окна, отчасти скрытом расписанной ширмой, тоже лежала гора подушек – полосатых, с геометрическим рисунком, коричнево-желтых и оранжевых. Интересно, может, это и есть спальное место Тома? Стены темно-терракотового цвета украшали картины с видами Марракеша.

Заметив, что Викки разглядывает картины, Том сказал:

– Большинство работ написано в тысяча девятьсот двадцатых и тридцатых годах.

– А ты любишь искусство?

– Очень люблю. Быть может, я чересчур политизирован, но я не законченный филистер.

Викки стало неловко.