Ведь Патрис мог быть где угодно: на большой дороге или где-нибудь рядом в горах. Хотя, возможно, он, оставшись в Марракеше, занимался своими делами, словно ничего такого и не было. Словно он не убивал Джимми. Викки содрогнулась.
Глава 19
Чувствуя себя разбитой после бессонной ночи, Клеманс прошла на террасу и прилегла на огромные синие в белую полоску подушки на низкой кушетке под тентом. Записка, вложенная во второй белый конверт, по тону была идентична первой, и этот текст непрерывно крутился у Клеманс в голове.
Клеманс порвала записку на мелкие кусочки и прокляла отправителя.
А прямо сейчас, в ожидании завтрака, она аккуратно сложила журналы для Мадлен на медной столешнице длинного кофейного столика. Но мать даже не взглянула на журналы. Она или мирно дремала, или щурилась на гору, мурлыча себе под нос старинную мелодию, или жаловалась на то, что умирает с голоду и ее здесь вообще не кормят.
– Потерпи. Скоро будем завтракать, – несколько раз повторила Клеманс.
Мурлыканье матери внезапно вызвало призрак молодой Мадлен, привычка которой постоянно напевать себе под нос в детстве жутко раздражало Клеманс.
Когда Надия принесла кофе и фрукты, Клеманс попыталась приободриться, но мозг упорно продолжали терзать картины прошлого. Прихлебывая кофе, она вспоминала, как Жак застал ее плачущей в саду в тот ужасный день, когда по требованию отца ей пришлось смотреть на экзекуцию матери у колодца.
Внезапно в тишину на террасе вторгся звук мужских голосов.
Наконец-то! К Клеманс, сверкая улыбкой, направлялся строитель в сопровождении помощника. На секунду у нее промелькнула мысль спрятать Мадлен от греха подальше. Хотя, пожалуй, это будет непросто, учитывая присутствие в доме рабочих. Оставалось надеяться, что, если мать и заговорит о прошлом, никто в любом случае не поймет ее бессвязного бормотания. Клеманс никогда раньше не видела помощника строителя, но оба они явились ни свет ни заря, готовые приступить к работе. Красивые узорные решетки были изготовлены по мерке, а на это потребовалось время, что затянуло их установку в комнате Мадлен. У помощника строителя была необычно светлая кожа. И такое же крепкое телосложение, как у…
Воспоминание обрушилось на Клеманс с невероятной силой. Тео Уиттакер, единственный мужчина, которого она любила. Она затаила дыхание, когда перед мысленным взором возник драгоценный образ, причем настолько отчетливый, что ей показалось, будто Тео прямо сейчас стоит перед ней.
Тео был немного моложе ее, светловолосый, с сияющими голубыми глазами, в которых таился весь мир. Он мог быть напористым и даже серьезным, при этом сохраняя способность чуть что загораться, разражаясь неудержимым смехом. Как настоящий американец, Тео был очень забавным и в то же время умным, и это делало его совершенно неотразимым. Интеллект Тео в сочетании с чувством юмора действовал на Клеманс, как самый настоящий афродизиак. Господь свидетель, она желала этого мужчину! Она беззаветно любила его всей душой и всем телом, и тем не менее, когда она отказывалась говорить о своем прошлом, он утверждал, что она прячет от него важную часть своего «я».
– Клем, или все, или ничего, – говорил он, глядя на нее умоляющими глазами.
Она не отважилась рассказать ему хоть что-то о своем прошлом, о своем сыне Викторе, и Тео обвинил ее в скрытности. Он заявил, что она не любит его по-настоящему, если отказывается признаться, кто она такая и откуда родом. Слова Тео ранили Клеманс, больно ранили, но она стойко держалась. А он так никогда и не догадался почему.
«Я бы тоже не отказалась познать самое себя», – чуть было не ответила она, однако то, чего он хотел от нее, было невыполнимо, и она почувствовала, как часть души, жизненно важная часть души, увяла, когда он ушел.
Уже гораздо позже он написал ей, сообщив, что развелся и обосновался в Танжере, где владеет небольшой частной охранной фирмой.