– Как я уже говорил, он был слабым.
– Я тебе не верю.
Патрис поднялся с софы, надвигаясь на Клеманс. Неужели он собрался ее ударить? Она вздрогнула, вспомнив себя в семнадцать лет. Тогда, вскоре после отказа выйти за него замуж, он прижал ее к стене флигеля и сунул руку ей за корсаж. Это было отвратительно. Он был отвратителен. Она изо всех сил оттолкнула его и для надежности громко позвала маминого песика Симона, чтобы слуги знали, что она там.
– Просто ответь мне! – потребовал Патрис, тыча в Клеманс крючковатым пальцем. – Шкатулка у тебя?
Выждав секунду, Клеманс тихо ответила:
– Понятия не имею, о чем ты. И вообще я ничего не знаю. Шкатулка, так ты сказал?
Патрис злобно прищурился:
– Ты отлично знаешь, что именно я сказал.
Он сжал руки в кулаки, не в силах скрыть своего разочарования. Клеманс хотелось со всех ног бежать прочь, позвать Ахмеда, оказаться как можно дальше от этого человека.
Сжав губы в тонкую ниточку, Патрис спросил:
– Итак, мое наследство у тебя?
Он приблизился к Клеманс еще на шаг и ожег ее злобным взглядом, мускулы вокруг его глаз напряглись, сжатые кулаки находились в опасной близости от нее. Клеманс твердо стояла на своем, хотя и была в полуобморочном состоянии от исходившей от этого человека ненависти.
– У меня ничего нет, – наконец сказала она. – С какой стати?
Патрис подошел к ней вплотную, сеточка сосудов у него на щеках стала багровой, рот кривился. Одному богу известно, на что еще способен этот человек. Клеманс боялась, что Патрис вот-вот набросится на нее, но он уже спокойнее произнес:
– А твоя мать? Старая дама, которую ты здесь прячешь, – это ведь твоя мать, да? – (Клеманс свирепо покачала головой.) – Клеманс, ты мне солгала.
– У меня на то были свои причины.
– У меня тоже есть свои причины требовать то, что было обещано моей семье. Я хочу получить свое наследство. Немедленно! Мой отец умер больным, нищим, в долгах как в шелках, а ты взяла над нами верх и исчезла, прихватив с собой свое наследство, а заодно и мое. Мой отец тогда нуждался в том, что ему было обещано, так же сильно, как я сейчас. – (Клеманс молчала, затаив дыхание.) – Ты убедила всех, что отправилась вслед за сыном шофера в какую-то французскую глухомань. Жак, если не ошибаюсь?
– Да, его звали именно так.
– Я никогда не мог понять, как ты могла предпочесть мне шоферского сына. А когда я тоже уехал во Францию, то навел о тебе справки и не нашел никаких следов. – Патрис слегка наклонил голову, словно раздумывая, следует ли продолжать. – Мне бы очень не хотелось, чтобы с тобой случилось нечто ужасное.
Клеманс выдохнула. Этот голос леденил сердце. Она дрожала как осиновый лист, а руки так сильно тряслись, что ей пришлось с силой сцепить ладони. Он не должен видеть, как ей страшно.
– Или с твоей прелестной внучкой, – сузив глаза, добавил Патрис.
Клеманс оцепенела. Эти глаза наверняка видели много, а возможно, их обладатель и сам был олицетворением жестокости. В комнате повисла тягостная тишина.
Потрясенная его угрозой, Клеманс воинственно выдвинула подбородок и смерила Патриса гневным взглядом:
– Убирайся из моего дома!
– По-твоему, о случившемся в Касабланке никто не знает? Клеманс, мне отлично известно, что ты собой представляешь.
Стыд и чувство вины криком кричали в душе Клеманс, и она, страшась того, что Патрис способен сейчас сказать, а также того, что она сама способна сейчас сказать, выплюнула ему прямо в лицо единственно возможное в данной ситуации:
– Я сказала… убирайся… из моего дома!
Она почувствовала кровь на языке. Кровь из прокушенной щеки, которую она яростно жевала. Клеманс заставила себя выпрямиться, вонзив ноготь в мякоть в ладони, чтобы скрыть приступ паники. Несколько минут она стояла неподвижно. Затем перевела глаза на собак:
– Вольтер, Коко, ко мне!
Клеманс смотрела в окно, провожая Патриса взглядом до тех пор, пока тот не исчез из виду. А когда он действительно исчез, она побежала в спальню, рухнула на кровать и принялась рыдать, пытаясь излить со слезами свою боль и свой страх, рыдая до хрипоты, до радужных кругов в глазах. Собаки пытались успокоить хозяйку. Жалобно поскуливая, они лизали ей лицо и руки. Нет, она не могла все это потерять. Только не то, что она построила. Только не жизнь, которую она создала. Когда-то она уже лишилась всего и теперь не должна позволить, чтобы это стало концом. При мысли о том, что Патрис может навредить Викки, Клеманс охватил ужас, и она принялась нервно мерить шагами комнату. Только не внучка! Нет! Нет! Патрис Калье был готов на все. За ним явно тянулся кровавый след. Клеманс это видела. Она это чувствовала. Его жестокость. Его ярость.
Некоторое время спустя ее внимание привлек шум за окном. Возможно, это Ахмед привел Мадлен, и Клеманс поспешно вытерла кончиками пальцев глаза. На нее вдруг пахнуло ледяным холодом, но вместе с тем страх внезапно уступил место злости. Она скорее умрет, чем позволит этому негодяю обидеть Викки. И если потребуется, уничтожит его.
Глава 20
Покинув берберскую деревню, Викки, Беа и Том вернулись к машине и снова тронулись в путь.