Ночной поезд на Марракеш

Клеманс закрыла глаза. И хотя она готова была отдать что угодно, лишь бы забыть, ее разум сопротивлялся, и тогда прошедших лет словно и не бывало, и она возвращалась в свое сумбурное детство в поместье под Касабланкой. Еще ребенком Клеманс чувствовала, что они с матерью живут исключительно для удовольствия или неудовольствия отца, причем живут с постоянным страхом наказания за любое нарушение установленных отцом правил. В следующий раз мы сбросим ее в колодец. Проблема состояла в том, что отец отличался непредсказуемостью и постоянно менял свои же правила. У Клеманс с матерью не было собственной жизни. Не было независимости. При всем при том мать потакала мужу вплоть до того ужасного дня, когда отказалась это делать. И сейчас, если Клеманс ненароком упоминала отца, Мадлен или выглядела озадаченной, словно не совсем понимала, о ком речь, или сердито хмурилась, фыркала и плевалась.

Произошедшая с матерью перемена казалась невероятной. Она всегда была очень элегантной и никогда не выходила из дому без шляпки в викторианском стиле и лайковых перчаток в тон, независимо от погоды. Горничная делала ей прическу «помпадур», популярную в начале XX века: волосы взбивались высоко надо лбом, закалывались и укладывались сзади валиком. Клеманс смотрела, как Цирцея, горничная, создавала нужную форму, зачесывая назад и закручивая широким валиком длинные темные волосы Мадлен. Иногда Цирцея использовала накладки из искусственных волос, чтобы подчеркнуть стиль. Мадлен каждый божий день прибегала к помощи личной горничной, но оставалась верна этой старомодной прическе.

В присутствии отца Клеманс, как и ее мать, тщательно следили за выражением лица. Демонстрировать свои чувства перед этим опасным человеком было все равно что совать голову в пасть тигра. Нет, они старались сохранять непроницаемый вид, чтобы он думал, будто слепил из них то, что хотел. Главное – быть в безопасности. Если это означало жизнь во лжи, значит такова цена, которую приходилось платить за собственное выживание. В сущности, не так уж и плохо, и Клеманс создала свой внутренний мир и тот мир, который делила с Жаком до тех пор, пока Патрис все не разрушил. Чего она никогда ему не простила.

Она потрогала лежавший в сумке пистолет. По-прежнему на месте.

На следующее утро не успела она размять затекшие после сна на неудобном диване члены, как в дверь тихонько постучали. На сей раз то была не полиция, а Этта, хозяйка дома.

– Там к тебе пришел некий мужчина, – сказала она.

– Неужели? А кто именно?

– Сама увидишь. Пошли, – улыбнулась Этта.

Вслед за подругой Клеманс спустилась во внутренний дворик, где Этта ее оставила. Ожидавший Клеманс мужчина стоял спиной к ней, а когда он повернулся и заговорил, она едва не потеряла сознание. Их первая встреча после долгих лет разлуки.

– Клем… Клемми…

За прошедшие годы она не раз пыталась вспомнить его голос, но так и не смогла. И когда он со своим мягким американским акцентом произнес два этих слова, то снова стал таким, как прежде. Знакомый голос намекал на бескрайний мир чувств в его душе.

Клеманс прижала руку к сердцу, неистово колотившемуся от волнения и радости. И хотя она сама позвонила старому другу, для нее стало настоящим потрясением увидеть его здесь. Сильный. Надежный. Она не решалась говорить, опасаясь выдать себя.

Они молча смотрели друг на друга. У Клеманс в глазах стояли слезы. Она страшилась этой встречи, страшилась разочарования. Она боялась увидеть пивной живот или фиолетовый нос и красные щеки пьянчуги. Но ничего подобного не увидела.

Его глаза сохранили свою яркую голубизну, хотя теперь он сменил очки, веснушек на лице явно прибавилось, а в светлых волосах серебрилась седина. Клеманс захотелось прикоснуться к этим седым прядям. Прикоснуться к нему.

Возможно, его нос действительно слегка вырос, однако в основном этот мужчина остался прежним, ведь некоторые люди с годами вообще не меняются. Он совсем не сморщился. Если на лице у него и появились морщины, то это лишь придавало ему шарма. Но он отнюдь не сморщился. По крайней мере, внешне. А возможно, стал даже крупнее. Что, вероятно, объяснялось его уверенностью в себе и приобретенной с годами солидностью.

Тео, единственный мужчина, которого она любила. Мужчина, который понимал все без лишних слов, и время было над этим не властно. И вот они стоят друг против друга, неловкие и смущенные, хотя она всегда жила в его сердце, а он – в ее.

Клеманс пригладила волосы и, не выдержав, рассмеялась в ответ на улыбку Тео.

В результате они заговорили одновременно, наперебой. И тогда он сказал:

– Извини.

А она сказала:

– Пойдем. Я познакомлю тебя со своей внучкой Викки.

– С внучкой?

– Это длинная история. – Клеманс не говорила ему, что у нее есть ребенок, и теперь признание звучало слегка запоздало, но деваться было некуда, и она продолжила: – У меня был сын Виктор. Отец Викки. Я родила его много лет назад, задолго до встречи с тобой. Он погиб во время войны.