Ночной поезд на Марракеш

– Что ж, я тебя отлично понимаю. Я безумно хочу увидеть Флоранс. Моя бедная сестра, вероятно, вне себя от горя.

– Конечно, – кивнула Викки. – И дядя Джек тоже.

– Перед отъездом из Франции я позвонила Элен на Мальту, – добавила Элиза.

– Тете Элен?

– Да. Она всегда блестяще справлялась в кризисных ситуациях. Они с Этьеном собираются принять участие в поисках Беа.

Поняв, что более удобной возможности удовлетворить свое любопытство не представится, после секундного колебания Викки спросила:

– А что на самом деле произошло между тетей Элен и тетей Флоранс? – Викки встретила смущенный взгляд матери. Когда Викки в последний раз задавала этот вопрос, та уклонилась от прямого ответа. Но сейчас… сейчас ситуация могла измениться. – Это всегда читалось между строк, но ты ничего толком не объясняла. Я с детских лет помню, что вы всегда говорили об этом шепотом и, стоило мне войти в комнату, моментально замолкали. А если я тебя спрашивала, ты сразу меняла тему разговора.

Элиза тяжело вздохнула:

– В свое время мы единодушно решили не говорить об этом. Но, думаю, большого вреда не будет, если я тебе расскажу. Они обе были влюблены в одного и того же мужчину.

– Надеюсь, не в дядю Джека? – нахмурилась Викки.

– Боюсь, что да.

– Боже мой! – Викки потрясла мысль о том, что дядя Джек, весь из себя правильный и положительный, стал причиной возникновения любовного треугольника и раскола в семье.

– Но вся беда была в том, что Элен первой влюбилась в него и поэтому не смогла простить Флоранс.

– А дядя Джек любил Элен?

Элиза растерянно ущипнула себя за переносицу:

– Видишь ли, Элен не верила, что он ее не любит, и это было самым ужасным. Хотя я все знала с самого начала, да и Флоранс говорила, что он искренне восхищался Элен, но никогда ее не любил.

– Очень запутанная история.

– И крайне огорчительная. Но это произошло двадцать лет назад, когда война сломала нам жизнь, да и вообще время было очень тяжелым. Элен, задетая в лучших чувствах, даже не приехала на свадьбу Джека и Флоранс.

– Но в конце концов они помирились, да?

– Думаю, когда Элен встретила Этьена, то поняла, что слишком долго цеплялась за иллюзию. Ведь их отношения с Джеком всегда были исключительно дружескими, по крайней мере с его стороны, как бы ей ни хотелось чего-то другого.

Викки вздернула подбородок и, придвинувшись поближе к матери, решила взять быка за рога.

– Мы никогда не говорили о том, что произошло во время войны, – сказала Викки и, когда Элиза поспешно отвела глаза, добавила: – Ты никогда не рассказывала, каково тебе тогда было.

– Разве?

– Маман… – произнесла Викки, выразительно глядя на мать. – Тебе отлично известно, что я права.

– У нас разве нет более важных тем для разговора?

– Прямо сейчас нет.

Элиза посмотрела на дочь и снова отвернулась:

– Ты действительно хочешь это услышать?

– Ну да. Я…

Однако Элиза не дала дочери договорить:

– Мои воспоминания вряд ли можно назвать приятными. Мне было трудно любить нашу мать Клодетту, и я с детства привыкла быть настороже. Полагаю, это вошло у меня в плоть и кровь, и я не утратила этой привычки, даже став взрослой.

– Но мой отец. Виктор. Как насчет него?

– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась Элиза.

– Ответь, ты любила его?

– Очень любила.

– Расскажи о нем, пожалуйста. Я только знаю, что он был героем Сопротивления и… – Викки запнулась. – И как он погиб. Дедушка Жак рассказал мне, когда я выросла, хотя ему было тяжело об этом говорить. Тебе, наверное, тоже тяжело? – Викки посмотрела на мать, которая сразу печально поникла. – Прости, маман. Забудь. Мы можем поговорить об этом в другой раз.

В душе Элизы явно шла напряженная борьба, но она все-таки сумела взять себя в руки.

– Я готова тебе все рассказать. Виктор был храбрым. Очень храбрым. И очень привлекательным. Коротко подстриженные каштановые волосы, глаза горели фанатичным огнем преданности идеалам. Мощный, но очень ладный. Думаю, это была любовь с первого взгляда, хотя он всегда это отрицал. – (Викки сидела не шелохнувшись. Мать, похоже, вернулась в прошлое, и девушке не хотелось ей мешать.) – Как бы там ни было, я держала маленькое кафе, где люди оставляли сообщения для местного Сопротивления. Мы называли это почтовым ящиком. Вот так мы с ним и познакомились. Уже потом, когда мы начали работать вместе, наши отношения стали… более пылкими. Он был очень пылким. – Элиза тяжело сглотнула и задумчиво улыбнулась. – Он любил говорить, что от меня пахнет карболовым мылом.

– О, маман!

Элиза покачала головой:

– А знаешь, ты истинная дочь своего отца.

– Разве? – нахмурилась Викки.

– И дело не только в том, что ты на него похожа, как, впрочем, и на меня. Но могу дать голову на отсечение, что ты первой вступила бы в ряды борцов Сопротивления. А вот мне понадобилось какое-то время.

– Я не интересуюсь политикой.

– Ой, я тебя умоляю! Ты только притворяешься аполитичной, но уж я-то знаю, какой ты бываешь, когда закусишь удила. В любом случае речь шла не о политике, а о существовании. Твой отец это понимал и стал одной из ключевых фигур местного Сопротивления. Но выбора у нас не было: или они, или мы.

– Как ужасно!