Ночной поезд на Марракеш

Флоранс ответила легкой печальной улыбкой:

– В прелестном коттедже с соломенной крышей под названием Мидоубрук в Девоне. Мне очень повезло.

– А Элен?

– Она живет на Мальте, в старом дворце, который мы трое унаследовали от маминой сестры Розали… Вы не поверите. Неплохой рывок для медсестры из маленькой французской деревушки.

Услышав шаги, они дружно повернулись в сторону извилистой ухабистой тропы, идущей к касбе от деревни.

– Это она? Ваша сестра? – спросила Клеманс, увидев высокую женщину, поднимавшуюся по тропе в сопровождении темноволосого мужчины.

Флоранс не ответила. Она бросилась бежать, семеня и спотыкаясь, вниз по тропе и упала прямо в раскинутые руки сестры. Они обнялись так крепко, что Клеманс удивилась, как им хватило дыхания. Разжав объятия, сестры чуть-чуть отступили и с улыбкой посмотрели друг другу в глаза.

– Итак?.. – спросила Элен.

Флоранс кивнула, несомненно понимая, что имела в виду сестра. Клеманс всегда мечтала иметь сестру и сейчас невольно почувствовала укол зависти: такая невероятная нежность исходила от этой высокой, атлетически сложенной женщины. На долю сестер выпало много испытаний, через которые им пришлось вместе пройти, и эта встреча свидетельствовала о прочности связывающих их уз.

– Пойдем, я познакомлю тебя с мадам Петье, бабушкой Викки. – Флоранс крепко вцепилась в руку сестры, словно боялась ее отпустить. – Раньше никто из нас даже не подозревал о ее существовании. А она, оказывается, живет здесь. И вы, Этьен, тоже проходите. Простите, я не сразу вас заметила. Спасибо, что приехали.

Сопровождавший Элен жилистый мужчина расцеловал Флоранс в обе щеки и заговорил с сильным французским акцентом:

– Мы здесь, чтобы сделать для вас все, что в наших силах.

Флоранс подвела сестру и ее спутника к Клеманс, которая поднялась поприветствовать вновь прибывших.

Она протянула руку Элен, и та, обменявшись с хозяйкой дома рукопожатием, посмотрела ей прямо в глаза. Элен была выше Клеманс, скорее интересная, нежели хорошенькая, очень мускулистая. Ее крепкое рукопожатие и уверенные манеры сразу сказали Клеманс, что в это кошмарное время Элен станет для всех голосом разума и необходимой опорой.

– Добро пожаловать в касбу. Вас наверняка мучает жажда, – улыбнулась Клеманс. – Что я могу вам предложить?

– Лично мне просто холодной воды, – ответил Этьен и, повернувшись к Элен, спросил: – А тебе?

– То же самое, пожалуйста.

Клеманс поспешила на кухню узнать у Надии насчет комнат для гостей, после чего попросила приготовить поднос с напитками. Пока Надия готовила напитки, Клеманс размышляла о том, насколько интересно наблюдать за Флоранс и Элен, такими похожими и одновременно такими разными. Однако прямо сейчас Клеманс не терпелось увидеть третью сестру, Элизу, маму Викки, женщину, которую любил Виктор. Женщину, которая его хорошо знала.

Флоранс с сестрой и Этьен, сидя голова к голове в тени тента, о чем-то тихо беседовали, но при виде Клеманс тут же подняли на нее глаза. Клеманс, в душе которой по-прежнему творился настоящий ад, внезапно почувствовала себя голой. Поэтому она, поставив поднос на медный столик, поспешно ушла, чтобы разобраться со своими мятущимися чувствами.

При каждом повороте, после каждого шага, за каждым углом Клеманс мерещилась тень Тео, и это буквально выносило мозг. Его тень, казалось, нависала над ней, и она то и дело поворачивалась, чтобы заговорить с ним, дать ему знак, взять за руку. Но он, конечно, уже уехал. Она заставила его уехать. Прогнала, совсем как прежде. Хотя на самом деле не совсем так. Я скорее вырву себе сердце, чем соглашусь снова пережить столь тяжкую утрату. Пытаясь справиться с непослушным сердцем, бьющимся где-то в горле, Клеманс хотела найти утешение в тишине своей спальни, где в воздухе стоял аромат цветков апельсина, который всегда действовал успокаивающе. Клеманс ускорила шаг, практически преодолев бегом последние несколько ярдов, распахнула дверь и тоскливо посмотрела на смятую постель, где еще недавно спала с Тео. Она до сих пор чувствовала его ласковые прикосновения, боль утраты оказалась настолько невыносимой, что у нее не осталось иного выхода, как сдаться. Она кинулась к кровати, в открытую дверь тут же проскользнули, поджав хвосты, жалобно скулившие босероны. Разрешив им лечь рядом с собой на покрывало, она взбила подушку, положила ее себе на голову, обняла Коко за шею и наконец разрыдалась. И рыдала до тех пор, пока не выплакала все слезы.