Ночной смотрящий

Тогда все чего-то озверели как-то сразу — выпили уже много, — и платье ей разорвали в клочья. А она, вместо того чтобы все понять и успокоиться, на помощь звать принялась. Ну, они трусы с нее сняли и в глотку забили. А с другого конца — водочную бутылку горлышком. Чисто в шутку. Для симметрии. Знали это слово, в школе проходили.

Очень потом расстроились, потому что бутылкой сломали целку. А целок у них ни у кого еще не было. Да и не предвиделось. Целок всех поимели кто с деньгами.

Могли бы вообще сообразить, чего она кочевряжится, и не устраивать театр, а всего-то придушить малость. Хотя кому нужна баба в обмороке. Когда дрыгается — самый кайф.

Вот такая история…

Вламываясь в кусты, Миша уже ее знал приблизительно. А роняя на землю третьего — во всех подробностях.

Катя хлопала девчонку по щекам и что-то ей говорила. Девчонка тяжело дышала, будто выброшенная на берег рыба, и смотрела в черное небо пустыми глазами.

Миша оглядел пострадавшую — голую, с разбитым лицом, всю в синяках, царапинах, крови и сперме, и ему ужасно захотелось помыть руки. Для начала он их вытер о рубашку одного из парней. Секунду поразмыслил, оглядел насильников, выбрал поменьше ростом и принялся вытряхивать его из одежды. Тот был как ватный и на раздевание не реагировал. Хотя вроде бы дышал.

«Интересно, когда они очнутся?» — подумал Миша.

«А я тебе говорила! — отозвалась Катя. — Когда-нибудь очнутся. Может быть. Давай шмотки и тоже сюда иди, помоги мне одеть эту… Эту».

Кое-как им удалось задрапировать девчонку — зрелище оказалось тяжкое, но все лучше, чем ничего, — и поставить на ноги.

«Зомби», — оценил Миша.

«Тебя бы так оттрахали. Спасибо, мне хоть настолько удалось ее в чувство привести».

— Ты сейчас пойдешь домой и ляжешь спать, — сказала Катя девчонке. — И сразу крепко заснешь. А когда проснешься, ничего не будешь помнить. Ладно, топай.

Что интересно, девчонка повернулась и, спотыкаясь, пошла. Действительно к шестому дому, как Миша и предполагал.

«Вроде бы немного по-другому надо это все говорить, — подумала Катя. — Но мне, собственно, по хер. Главное, посыл я ей дала нужный, а на остальное уже насрать».

«Спасибо, что помогла».

«Вот девка утром обалдеет!» — И Катя засмеялась в голос.

Мише от ее веселья стало просто страшно, и он быстрым шагом направился к колонке мыть руки.

Катя позади громко хохотала…

* * *

Долинский молча смотрел на луну — белую, круглую, яркую.

— Ни одному твоему слову не верю, — заявил Миша с твердокаменной убежденностью. — Ни одному. Вот. И что ты предлагаешь?

— Достань наручники. Это сейчас не проблема. И в следующий раз, едва почувствуешь, что началось, пристегни себя к чему-нибудь. К батарее, допустим. Ключ отдай надежному человеку. Хотя бы мне.

— И чего? — спросил Миша недоверчиво. Как-то все у Долинского получалось очень примитивно.

— Когда начнешь отгрызать зубами руку — может, увидишь себя со стороны и очнешься. Выскочишь в реальность. И за недельку переломаешься. Это страшно, не буду скрывать. Других слов нет — просто страшно. Но зато дальше легче раз от разу. Через годик станешь таким, как я.

— А если не очнусь и не переломаюсь, тогда что? — спросил Миша с истерическим оттенком в голосе.

— Ну… Бывают однорукие бандиты, а ты у нас будешь однорукий вампир, — ответил Долинский безмятежно.

— Да пош-шел ты!

— Пойду, — Долинский сделал вид, будто встает с бревна.

Миша дернулся было, чтобы остановить его, но словно ударился головой о невидимую стену и негромко охнул.

Грэй вскочил и угрожающе зарычал.

Долинский уселся опять.

— Нормально? — спросил он.

— Однако… — пробормотал Миша, потирая рукой лоб. — Будто по башке палкой. Слушай, я ничего плохого не хотел, это случайно. Не уходи. Вот, значит, как… То-то, думаю, отчего я тебя не вижу и не слышу. Ты, выходит, только наполовину человек теперь.

— Но мне не нужна кровь, — заметил Долинский.

— А что тебе нужно? — моментально среагировал Миша — видимо, уже бессознательно примеряя на себя шкуру Долинского.

— Ну… По-моему, обычные люди меня теперь не особенно жалуют. Странный я, наверное, стал.

— Да нет, я спрашиваю — что тебе нужно?

— Ничего… — сказал Долинский. Не очень уверенно сказал.

— Совсем ничего?

— Пить стал меньше. То есть больше, но почти не пьянею. Зато полюбил гулять по ночам. Любоваться природой. Такой мир вокруг невероятно красивый — я же его, дурак, совершенно не понимал! Кино, живопись, книги — помнишь, как мне нравилось раньше искусство? Разочаровался полностью. Все фуфло, даже признанные шедевры. Поверхностно очень, видение не то у авторов. Вот, может, если ты нарисуешь…

— Значит, наручники… — пробормотал Миша задумчиво. Он посмотрел на свою правую руку. — Оторву я батарею-то. Прямо с ней на улицу и побегу.

— Сейчас еще не оторвешь. Через полгодика — да.

— А я говорю — оторву.

— Миш, хватит торговаться. Хочешь, ко мне приходи. Есть хорошая веревка. Надежная, проверенная. Скручу — и в подвал.

— На тебе проверенная?

— Да, — Долинский невесело кивнул.

— А тебя кто вязал?

— Жена. То ли три, то ли четыре полнолуния со мной, бедная, промучилась. Я кричал ведь. А когда не кричал — уговаривал.