Ночной сторож

Его имя. Придет ли время, когда он не узнает самого себя? Не был ли этот клочок бумаги дан ему для того, чтобы в крайнем случае он смог хотя бы восстановить свое имя? Он сунул клочок бумаги в рот. Внезапно он и Бибун оказались сидящими возле отцовской хижины. Томас уставился на красочные листья, дрожащие и вспыхивающие, когда они, кружась, падали с ветвей. Ярко желтые, золотисто-красные и оранжевые листья затмевали все кругом. «Но сейчас весна, – подумал он. – Я не должен быть здесь. Со мной снова что-то происходит». Он огляделся и увидел, что дикие прерии, насколько хватало глаз, усеяны толстыми белыми костями.

Кости кренились, пошатывались, собираясь в неясные фигуры, обрастали лохматой плотью. Трава колыхалась и трепетала на ветру, зеленое одеяние земли, и животные пересекали все более и более обширные пространства. Потом земля дрогнула в змеином броске, сдулась и исчезла в небе.

Томас вспомнил про булочку с вареньем в своем ланч-боксе. Роуз приготовила ему кофе, горячий и крепкий. Он покачал головой, вытер глаза и вернулся к прежнему занятию, подчеркивая слова в поздравительных открытках и добавляя собственные пожелания, аккуратно расставляя буквы, пока опять не пришло время пробить карточку и сделать последний ночной обход.

Племя чиппева из резервации Черепашьей горы не было уничтожено

* * *

Мой дед оправился от инсульта и продолжил работать над улучшением школьной системы в резервации, составлением Конституции Черепашьей горы, а также написанием и публикацией первой истории Черепашьих гор. Он был председателем племени до 1959 года. Его повысили в должности до инспектора по техническому обслуживанию, и он работал на заводе по производству драгоценных подшипников до выхода на пенсию в 1970 году.

* * *

В 1955 году женщины завода по производству драгоценных подшипников Черепашьей горы попытались объединиться в профсоюз. По словам моего деда, это подняло шумиху до самого Нью-Йорка. «Обвинения, упреки, выдумки, слухи, пророчества, угрозы и контругрозы летали в обе стороны плотно и быстро. Предлагались взятки в виде обедов – и были приняты». В конце концов объединение в профсоюз было отклонено. Однако повышение заработной платы было санкционировано немедленно. Строительство столовой было завершено. И работницам вернули перерыв на кофе.

Послесловие и благодарности

Письма моего деда

Аунишенаубай, он же Патрик Гурно, был председателем Консультативного комитета племени чиппева Черепашьей горы в середине 1950-х годов, считавшихся золотым веком Америки, но на самом деле это было время, когда действовали «законы Джима Кроу»[123], а американские индейцы преследовались властями. Наши традиционные религии были объявлены вне закона, наши земли постоянно и незаконно захватывались (это происходит даже сейчас) компаниями, занимающимися освоением природных ресурсов, наши языки находились в забвении благодаря деятельности государственных школ-интернатов. Наши лидеры также были подотчетны правительственным чиновникам, стремившимся к ассимиляции индейцев. В качестве примера просто посмотрите на «консультативный комитет», как его называл мой дед. Он и его собратья по племени почти не имели власти. Их задачей было консультировать Бюро по делам индейцев, но они пользовались любой возможностью, чтобы представлять свой народ. 1950-е годы были временем, когда клочки земли и остатки прав, гарантированных договором с правительством, были легкой добычей. Во времена послевоенного жилищного бума изумительные леса резерваций Кламат и Меномини[124] были особенно востребованы. Не случайно, что эти племена оказались в числе первых пяти, намеченных к ликвидации.

Мой дед в 1953 и 1954 годах написал серию удивительных писем. Они были адресованы моим родителям. Мать отдала их мне на хранение, потому что я родилась в 1954 году. Патрик Гурно учился в государственных школах-интернатах Форт-Тоттен, Хаскелл и Вахпетон[125]. Письма написаны изящным «почерком школы-интерната», знакомым тем, кто обучался по методу Палмера. Они наполнены замечательными, забавными, разрушающими стереотипы эпизодами из жизни резервации. В совокупности они составляют портрет чрезвычайно гуманного интеллектуала, а также глубоко религиозного патриота и семьянина.