Ночной сторож

Вместе с каждой копией с валика капали спиртовые чернила. В их брызгах Милли чудились души людей, в 1892 году принявших участие в первой переписи населения Черепашьей горы. Микван, Касиникут, Важашк, Аваникве, Какигидо-асин, Кананатовакачин, Анаквадок, Омакакиинс, Машкиигокве, Болотная Женщина, Киссна, Лед, Холод, Одетая в Камень, Женщина Туманного Дня, Говорящий Камень, Мираж, Облако, Маленькая Лягушка, Желтый День, Гром. По какой-то причине сегодня вечером они пришли по звездной дороге, чтобы побродить по своей старой родине, прежде чем вернуться в другое существование. Они продолжали вылетать из гектографа. Звучащий Голос, Угасший День, Перекрестная Молния, Скиннер, Дыра в Небе, Лежащая Трава, Центр Неба, Кролик, Луговой Тетерев, Дневной Свет и Хозяин Белого Человека. Они были первыми людьми, которые смешались с мичифами, пришедшими из Канады и из Пембины[119], а также с потомками французов, кри и чиппева, кружившими по прерии, охотясь на бизонов. Все они получили наделы, распределив землю, чтобы узнать ценность доллара, а затем научиться превращать один доллар во много долларов и превращать доллары в смысл жизни.

Милли не знала об этом, потому что, по правде говоря, была немного навеселе от запаха спиртовых чернил. Она подумала, что, возможно, происходит нечто странное, так как продолжала слышать голоса, поворачивая рукоятку. Удивленные восклицания, выражающие восторг, и глухие звуки неловких скачков, похожих на прыжки детей по полу. Вся комната наполнилась шепотом. Возможно, снаружи поднялся ветер. Когда появилась Джагги, Милли быстро остановила гектограф и собрала страницы, не разбирая их по порядку. Они вышли на улицу. От свежего холодного воздуха у нее так сильно заболела голова, что она сжала виски голыми ледяными руками. Но едва Милли оказалась в теплой машине, боль прошла. Однако сквозь шум мотора ей показалось, что она слышит пение и барабанную дробь. Те зазвучали еще громче на ранчо Пайпстоуна, когда они двинулись от машины к дому.

– Ты тоже это слышишь? – спросила она Джагги.

Они остановились и поплотнее запахнули пальто. Джагги указала на небо. Милли посмотрела вверх, на движущиеся небесные сполохи. Они были зелеными и розовыми, источая сияние и танцующие языки пламени. Милли слышала слабое потрескивание, хотя пения и барабанного боя уже не было.

– Они присматривают за нами, – объяснила Джагги. – Это танцующие духи. Я замерзла. Иду в дом.

Милли оставалась снаружи, наблюдая за небом, пока холод не сковал ноги и у нее не заболела шея. У нее было странное отношение к поведению гектографа, хотя ей казалось, что если бы северное сияние имело какое-то отношение к процессу печати, оно скорее бы выбрало электростатический копировальный аппарат, поскольку небесные огни сами по себе были электрическими импульсами, рожденными мощным взаимодействием заряженных солнечных частиц и магнитного поля земли. То, что сказала Джагги: «Они присматривают за нами», – перекликалось с тем, что говорила Жаанат о том, будто эти огни – души мертвых, радостные, свободные, доброжелательные. Даже продрогнув до костей, Милли наблюдала за ними еще некоторое время и размышляла о том, что одно объяснение не исключает другого, что заряженные электроны вполне могут быть духами, что математика есть строгая форма безумия и что она пойдет на очередное свидание с Барнсом. Она должна это сделать, потому что он пригласил ее, выведя уравнение, показывающее, как ей понравиться, и кто бы мог сказать после этого «нет»?

À Ta Santé [120]

Патрис по-прежнему хорошо видела вблизи, так что присущие ей скорость работы и точность при установке драгоценных камней для сверления вернулись. Девушка чувствовала, что работает с предельной эффективностью, как раньше всегда случалось, когда она была в ярости. Но теперь она не сердилась. Она зарабатывала деньги. К тому времени, как пришло время ланча, у нее начали болеть плечи, а пальцы одеревенели. Она потянулась и потерла руки. Еду она по-прежнему приносила в помятом ведерке.

В столовую вошла Бетти Пай:

– Теперь, когда ты побывала в Вашингтоне, ты стала чересчур хороша, чтобы разговаривать со мной?

– Да, – ответила Патрис. – Присаживайся.

Бетти плюхнулась рядом с ней и вытащила из кармана вареное яйцо. Она одним жадным движением очистила его от скорлупы, съела в два укуса и громко пукнула. Сидящая напротив Валентайн закатила глаза. Бетти еще разок пукнула, словно для пущей убедительности.

– Извините меня, пожалуйста, – произнесла Бетти фальшиво-чопорным голосом. – От яиц у меня всегда газы.

Она пригладила блестящие пряди волос, свисавшие на уши, и расправила украшенный бахромой лиф своего цветастого зеленого платья.

– Я в это не верю, – возразила Валентайн. – Ты пердишь сразу после того, как съедаешь яйцо.

Бетти щелкнула пальцами:

– Вот так.