— Ну ладно, хоть такими, только побольше буквы: «Привет стержневому отделению начальник Ченцов перевыполнившему сменное задание 20 сентября». Надо написать. И на самом видном месте повесить.
— У табельной,— сказал парторг.
— Да. А можно другие плакаты там снять, чтобы этот заметнее был?
— Это можно,— сказал парторг.— А ваш мы повесим напротив.
— Спасибо,— еще раз сказал Шубин.— А в понедельник поговорим о партийном собрании. Пора уже.
Оперативку он начал с Ченцова.
— Что ж, Миша, расскажи, как это у тебя получилось! О хорошем и послушать приятно.
Ченцов лукаво улыбался. Склонив набок голову, трогал отрастающие русые усики. Вот такой самоуверенный он наверно, бывал с девушками.
— Нечаянно, Борис Иванович. Больше не буду.
Все рассмеялись. Видели они или нет, что Шубин сознательно преувеличивает успех Ченцова, пытается привнести в него то, чего там нет,— начало чего-то нового?
— Путевку в Крым ему,— сказал Блинов.— Выложился за вчерашний день, надо силы восстановить.
— Это флюорография на них всех в стержневом подействовала,— предположил Цфасман.— Совсем другие люди стали.
— Что-то она на плавку не действует,— парировал Ченцов, и все опять рассмеялись. Им всем, действительно, начало казаться: случилось что-то хорошее, что-то сдвинулось с места.
Другие отделения Шубин не спрашивал о работе, как и обещал. Он сказал:
— Так. Флюорография. Кто первый отчитывается?
Они принесли с собой списки рабочих. За сутки побывали в здравпункте все работающие двух смен.
Звонил начальник механического цеха: запасы литья использованы, останавливается сборка. Шубин обещал литье. Перед самым обедом опять порвался подвесной конвейер.
Разорвавшаяся цепь конвейера с подвешенным к ней тяжелым литьем была на наклонном участке. Все звенья цепи и отливки, десятки тонн, ударяя друг о друга, полетели под уклон, набирая скорость, сшибая на своем пути опоры. Несколько секунд стоял грохот, и все стихло. Вслед за подвесным конвейером остановился зависящий от него формовочный конвейер, за ним и плавка. Шубин вызвал на помощь главного механика завода.
Варили опоры, стягивали цепь. Шубин был там. Рокеев пришел взглянуть на аварию. Он сказал Шубину:
— Борис Иванович, вы послали меня на земледелку, чтобы устранить от ответственности за цех. Я понимаю.
— Отвечай за земледелку,— сказал Шубин.— И не забудь вечером быть на моем торжестве.
Рокеев удивленно посмотрел: почудилось ли ему? Такая авария, а Шубин повеселел. Или юбилей предстоящий тонизирует? Он не поверил бы, что Шубин радуется из-за флюорографии
Конвейер стянули к концу смены, попробовали пустить, он порвался в другом звене. Опять несколько секунд сотрясал цеховые стены оглушительный грохот, мчались под уклон тонны металла, разрушая все на пути. Снова стали стягивать полукилометровую цепь. Шубин и Блинов просматривали каждое звено, выискивая трещину.
— Еще раз порвется — остановим завод,— сказал Шубин.
— Никого не задело,— сказал Елинов.— Окажись там кто-нибудь на трассе, сидеть бы нам с вами в тюрьме. Прежде чем пробовать, надо выключать оборудование и убирать всех людей с участка.
В половине шестого, не дождавшись пуска конвейера, Шубин ушел переодеваться. Нельзя было опоздать на юбилей. Из дома позвонил — узнать новости. Трубку поднял Блинов. Конвейер еще не стянули.
— Борис Иванович,— сказал Елинов.— Там в желтом журнале мне одно задание есть, я не успею его к завтрашнему. Вы уж мне перенесите срок.
Ресторан был на два зала. В верхнем, большом зале играли свадьбу, музыка слышалась с улицы. У входной двери рядом со швейцаром дежурили два молодых человека, пропускающие гостей на свадьбу, и Маша, пропускающая гостей на юбилей. Это делалось на тот случай, если кто-нибудь забудет пригласительный билет. Шубин поцеловал дочь, спросил:
— Маринку привела?
— Куда ей. Оставила у соседей.
— Как живешь?
— Хорошо, папа. Ты иди, там Зина паникует. Мы с тобой потом поговорим.
— Обязательно нужно поговорить, — сказал Шубин.