– Потому что ты нас обманул. – По лицу женщины рассыпались волосы, она попыталась убрать их, но не сумела, поскольку одной рукой держала младенца, а второй вырывавшегося сына. – Ты ведь ни о чем другом и думать не мог с той самой минуты, как мы очутились на том свете. Я-то еще пыталась найти утешение, уговаривала тебя и себя: нужно смириться с тем, что мы здесь оказались, не так уж все и плохо, как ты говоришь, мы должны принять свою участь, довериться богу, раз такова его воля. Тебе же втемяшилось в голову, как бы вернуться в мир живых. И для чего? Чтобы кто-то из нас ожил, а кто-то снова умер? Там мы хотя бы не разлучались.
Она дернула сына за руку.
– Папа, папа! – мальчик вцепился в раму кровати.
– Хватит. Перестаньте сейчас же, – потребовал хирург, но и ему не удалось ее успокоить. Женщина тянула сына, пока тот не выпустил железную перекладину. Сколько же сил придало ей отчаяние! Хирург преградил ей путь.
– Пожалуйста, остановитесь, подумайте хорошенько.
– Сагиб, я знаю, каково это, когда тебе перерезали горло. Каково умирать. Когда он только заикнулся об этом, об этой новой жизни, я испугалась того, что нам придется перенести, но все-таки согласилась. Я ведь как думала: ну ладно, потерплю одну ночь, а там будь что будет. А что же нам теперь остается? Только страх. Уже утро. Скоро будет день, потом ночь. И что прикажете делать, сагиб? Ждать боли? Лежать тут, пока наши повязки не пропитаются кровью? Нет, я так жить не хочу. Это не жизнь. Это хуже смерти. На том свете, конечно, плохо, но все лучше, чем так мучиться. Я не допущу, чтобы дети мои страдали.
Учитель протиснулся к жене.
– Умоляю, послушай. Я хотел, как лучше. Для нас всех.
– Так идем с нами. Вернемся вместе.
– Ты решила себя убить? Убить наших детей?
– Убить? Это каким же образом? Тут уже и убивать-то нечего.
Мальчик вывернулся из материных рук, бросился обратно. Она попыталась схватить его, но лишь царапнула ногтями его кожу.
– Иди сюда, сынок, возьми меня за руку. Идем со мной.
Мальчик пополз на четвереньках прочь от нее, забился в угол комнаты, прижался к стене, заскулил, испуганно покачал головой.
– Подумайте сами, – сказал хирург. – Подумайте о том, что вы делаете.
Лицо женщины исказилось: она зажмурилась, раскрыла рот в страшном беззвучном вопле, потянулась к сыну.
Аптекарь на цыпочках подкралась к женщине, одной рукой подхватила забытого всеми младенца под голову, второй – под попку, и женщина выпустила свое дитя, осела на кровать, закрыла глаза растопыренной пятерней, так что казалось, будто она смотрит из-за тюремной решетки, впилась ногтями себе в лоб. Аптекарь дрожащими руками положила девочку в колыбель и тихонько отодвинула подальше от матери.
Чудо, что на этот шум еще не сбежалась вся деревня. Хирург выглянул в коридор, но увидел только стоявшего у стены перепуганного мужа аптекаря. На склоне холма, насколько его было видно из окошка дальней комнаты, царила утренняя свежесть и безмятежность.
Учитель уселся на койку, отвернувшись ото всех, оперся на согнутую руку, другой прикрыл глаза.
– Что-то еще? – спросил хирург.
Учитель по-прежнему закрывал лицо ладонью, чтобы никто не заметил гримасы стыда.
– О чем еще вы мне не сказали?
В банке, которую учитель прижимал к груди, громко забулькал воздух. Во время бурной ссоры этот человек не забывал оберегать сосуд.
– Вы ведь о чем-то умолчали, верно? Положите руку на голову сына.
– Ради бога, сагиб, постарайтесь меня понять, пожалуйста, не надо…
Веки хирурга снова налились свинцовой тяжестью. Несмотря на окружающую суматоху его неумолимо тянуло в сон, в туманную бездну. Все заволакивалось болезненной тенью: и стены, и солнце, и мертвецы. С каждым взмахом его ресниц они темнели, тускнели. У него не осталось сил выносить эту мерзость. Хотелось рухнуть на кровать и погрузиться в забытье.
– Поклянитесь головой сына. Поклянитесь жизнью, которой вы ему желаете, что ничего не скрыли от меня.
Учитель походил на преступника на допросе. У него вдруг словно заострились скулы, запали глаза.
– Мне не следовало соглашаться, доктор-сагиб, надо было отказаться сразу же, как только ангел сказал мне об этом.
– О чем?
– Теперь-то я понимаю, что надо было отказаться сразу же, сию минуту…
– Перестаньте вилять, черт вас побери, говорите как есть!
Учитель вжал голову в плечи и поднял руки, словно ожидал, что его следующие слова вызовут вспышку гнева.
– Ангел сказал, если все кончится плохо и возникнет реальная опасность, что наша тайна выплывет наружу, ему придется забрать нас всех на тот свет. А вместе с нами и всех живых, кто нам помогал.
В ушах у хирурга зазвенело, словно от оглушительного взрыва петарды. Он силился понять слова учителя, но, как ни пытался, не мог отыскать в них смысл.
– Что…
– Сагиб, я не подумал…
– Всех живых? То есть…
– Вы хорошие люди. Я не имел права…
– Вы играли с нашими жизнями. Даже не зная, что мы за люди.