Ночной театр

– Нет, сагиб, нет, пожалуйста, вы всё не так поняли. Я был в отчаянии. Я был готов на что угодно, лишь бы спасти семью. Тем более что нам никто и никогда уже не сделал бы такого предложения. Я вынужден был решить: теперь или никогда. Я не подумал, не учел, как это повлияет на других, сагиб. Я поступил очень дурно, но ради бога, не вините мою жену, моего сына. Они об этом ничего не знали.

– И вы… вы смели рассуждать о справедливости, о том, как нечестно, что вы погибли…

– Я полагал, что все пойдет по плану, сагиб. И не ждал беды. К тому же ничего плохого еще не случилось. Мы можем воскреснуть в любую минуту, и все будет как надо.

Вопиющая наивность, подумал хирург. На него вдруг навалилась страшная тяжесть, разболелись все кости, но сильнее всего – голова. Он услышал, как ахнула аптекарь, но не сумел заставить себя обернуться к ней. Хирург вцепился в дверную филенку, чтобы не упасть, но дверь распахнулась, глухо стукнула о стену, и он качнулся вслед за нею. Учитель дрожал всем телом – наверное, от рыданий, – но глаза его оставались сухи, по искаженному лицу не текли слезы, и выглядело все это слишком жутко, чтобы иметь хоть какой-то смысл. Хирургу вдруг показалось, будто ночь началась с начала: мертвецы только-только явились в лечебницу, рассказали о своих злоключениях и сделали его заложником этой ситуации.

– Вызывайте вашего ангела.

Учитель сперва будто бы не расслышал, а потом изумленно уставился на хирурга.

– Он ведь откликается на ваш призыв, так? Вот и зовите его.

– Но это было там, в загробном мире. Сюда-то ему не попасть.

– Вы же сами говорили, что при желании ангелы это могут.

– Поймите, пожалуйста, доктор-сагиб, ангел не может… не придет в эту деревню.

– И что прикажете нам делать? Никто из вас не знает, что будет дальше. Только ангел.

– Но ведь он…

– Хватит со мной спорить, идиот вы этакий! Вы и так уже наломали дров. Давайте зовите своего ангела.

От этой гневной тирады учитель словно сделался меньше ростом. Он медленно поднялся с койки, сложил дрожащие ладони и прижал к губам. Потом закрыл глаза и забормотал молитву на незнакомом хирургу языке, не прерываясь ни на секунду. Ну разумеется, зачем ему передышки, он способен продолжать, пока солнце не погаснет и луна не рассыплется в прах. Хирурга вдруг пробрал озноб при мысли, что в его лечебницу и впрямь заявится небожитель, сияя, как светлячок. И что тогда делать? Умолять оставить жизнь ему и прочим, молить о милосердии существо, для которого он не ценнее таракана?

Но ничего не изменилось. Даже воздух не шелохнулся. Хирург оглянулся и заметил, что мальчишка по-прежнему жмется в углу, подтянув колени к груди. Мальчик испуганно посматривал на всех исподлобья; каштановые волосы застилали ему глаза. Мать его отвернулась лицом к стене – то ли от злости, то ли от горя, то ли от стыда. А может, ей невыносимо было видеть мужа, униженно возносившего бесполезную молитву. Учитель бубнил монотонно, жалко; неразборчивые звуки поднимались и опадали волной.

Хирург обернулся. Аптекарь спряталась за спину мужа. Оба были бледны и смотрели на него с упреком: по крайней мере, так ему показалось. «Это вы втянули нас в это, сагиб», – услышал он, хотя никто из них не раскрыл рта. Утешить их было нечем, он отвернулся и вышел в коридор.

На полу валялись шприцы – новые, в упаковке. Наверное, выпали из коробки, когда хирург ударился ногой о скамью. При воспоминании об этом у него снова заныла голень, он наклонился, ощупал ее. Штанина в этом месте промокла. Кровь утром все-таки пролилась, но не у того персонажа этого фарса. Предвестие гибели. Значит, жить ему осталось недолго. Считаные часы. Каково-то будет умереть по прихоти бюрократа? Душа отлетит, и тело рухнет; наверное, он сломает себе что-нибудь, ну да уж какая разница: умер так умер, и неважно, кто тебе чего обещал. Но эта девочка и ее муж… нет, слишком мучительно думать о том, что и они погибнут. Если ему суждено умереть, пусть он сам умрет трижды, но только не они, боже, не они.

Под веками его копилась влага, но он так устал, что даже слезы не текли из глаз, как он ни тер их ладонями. Бормотание в дальней комнате не смолкало. Оно продолжалось даже после того, как он вышел в коридор. Глупо, невыразимо нелепо ожидать, что чиновник из загробного мира явится по вызову к земным букашкам. Хирург поковылял на крыльцо: может, там будет легче дышать.

И увидел стоящего на гравийной дорожке чиновника. Того самого, который днем ранее привез в лечебницу вакцины от полиомиелита.

Пятнадцать

У хирурга душа ушла в пятки. Невероятно, подумал он, наверняка я обознался, – но сомнений быть не могло: это тот же самый чиновник. И даже синяя куртка-сафари на нем была та же, что и вчера.

Чиновник тоже его заметил, и хирург перевел взгляд на небо, притворившись, будто залюбовался утренним пейзажем, потом неслышно развернулся и ушел в дальнюю комнату.

У двери плечом к плечу сидели аптекарь с мужем. Учитель по-прежнему молился, закрыв глаза. Женщина, мальчик, новорожденная – все были такими же, какими он оставил их.