Ночной звонок

Он хорошо видел, что его сторонятся, и только разная шпана, которая нанялась на стройку, чтобы получить подъемные, а затем скрыться, не прочь взять его в свою компанию. Уехал бы на другую стройку — не отпускают. Да ведь и там разглядят, кто он. Сразу скажут: «Вырос среди блатных». А оно так почти и было. И насчет заключения — что срок зря отбывал — соврал. Участвовал в краже. Но теперь он сказал себе: «Точка». А ему не верят.

— Поверят, — убеждала его Александра Петровна. — Потерпеть надо.

— Терплю.

— Вот-вот… Только уж очень шалый ты, держать себя не умеешь.

— Верно, не умею, не научился..

На другой день рано утром Александра Петровна зашла к Ивану Краснову — поглядеть, не проспал ли он.

В комнате — три кровати. Худощавый, стройный паренек с веснушчатым лицом и волосами цвета чистого золота представился:

— Толяша.

Затем показал на Краснова и третьего обитателя комнаты — низенького крепыша, примерно одних лет с Красновым — и добавил:

— Ваняша, Коляша.

Александра Петровна знала, что фамилия «Коляши» — Пахомов. Фамилии рыжего она еще ни разу не слышала, хотя успела заметить, что в общежитии он пользовался тем особым вниманием, каким пользуется в любой компании самый юный и самый неопытный. Товарищи любовно звали его «Толик-цветик»; что касается девушек, то им пришлось по вкусу другое прозвище — «Золотистый-золотой». Непоседа и вьюн, Толик-цветик, даже задержавшись на одном месте, все равно без конца крутил головой и выделывал что-нибудь ногами и руками.

Сейчас Анатолий вышагивал по комнате, уминая кусок черного хлеба и запивая его холодной водой из большой алюминиевой кружки. Его товарищи с азартом уписывали столь же несложный завтрак, только волы себе налили горячей. Нетрудно было догадаться, что в их кружки не попало ни крупинки сахара. Пахомов сосредоточенно листал за столом книгу, а примостившийся рядом Краснов с любопытством вытягивал шею, стараясь разглядеть картинки на мелькающих страницах.

— Хоть бы картошки сварили, — несмело заметила Александра Петровна. — От одного хлеба невелика польза. Через час опять голодные.

Толя сразу же откликнулся:

— Картошки? Это можно, это просто. Только зачем же варить? Лучше поджарить. Коляша, на каком масле прикажешь — на коровьем или на постном? А может, на сале? Может, залить яйцом?

Пахомов улыбнулся и сказал Александре Петровне просто:

— На хлеб денег наскребли, а на картошку не хватило.

Она не удивилась. Достаточно нагляделась на стройках, как живет холостая молодежь. В получку — как сыр в масле катаются, а перед получкой — зубы на полку. И хотя вид у всех троих был совсем не несчастный, хотя крайняя скудость завтрака их нисколько не удручала, Александра Петровна с чисто женской практичностью тут же прикинула, в каком достатке могла бы жить вся эта компания при разумном расходовании денег. И ведь случится же так — никто не тянул за язык, никто ни о чем не просил, но она неожиданно для самой себя возьми да и скажи:

— Вы бы в получку-то мне отдавали деньги. Я уж покупала бы вам продукты. Может, иногда и сварила бы что-нибудь.

При ее словах даже Толя застыл в недвижимости и молчании. Раньше других отозвался Краснов:

— А что, порядок! Все законно! Получаем аванс и берем тебя, мышка, в мамы.

Но Пахомов остановил его неторопливым движением руки.

— Не управитесь, — сказал он Александре Петровне. — Вон каких три молодца. А у вас своя семья, я же знаю.

— Да уж как-нибудь…

Но Пахомов стоял на своем:

— Нет, всех троих нельзя — замучаетесь. А вот одного, — он кивнул головой на Толю, — я бы даже очень просил вас взять на свое попечение.

Толя петухом наскочил на друга:

— Почему только меня? Почему?

Николай не стал пускаться в дипломатию:

— Потому, что ты совсем еще птенец, только-только из-под маминого крыла выпорхнул. Тебе и здесь мама необходима. Верно, Краснов?

Но Краснов буркнул что-но невнятное и начал одеваться.

— Туго же ты, брат, соображаешь, — сказал ему Пахомов.

— А ты только и думаешь о своем Закатове, — ответил Краснов и вышел из комнаты.

Оставшиеся почувствовали себя неловко.

— Пойду, — виновато промолвила Александра Петровна. И уже у дверей добавила с робким укором: — Зря вы его отталкиваете. Он ведь сирота, с малых лет сирота. А человек ничего, хороший. Вы приглядитесь — не хуже других человек.

То ли подействовали эти слова, то ли отходчивый Краснов сам пошел на мировую, но после получки все трое явились в вагон к Александре Петровне. Пахомов держал шуточную речь, смысл которой сводился к тому, что все население их комнаты слезно просит Александру Петровну взять под жесткий контроль бюджет Толи Закатова, обладающего удивительной способностью начисто разделываться с получкой за каких-нибудь два-три дня. Она, растроганная, немного растерянная, сказала, что обещает готовить ему завтраки, обеды и ужины и стирать белье. Толя пришел в восторг, вывалил на стол всю получку, но Александра Петровна отсчитала себе только сто пятьдесят рублей — на полмесяца.

— Теперь ты на полном пансионе у тети Шуры, — заключил Пахомов.

— У мамы Шуры, — поправил. Краснов.