Никому не рассказала она об этих встречах, никогда в подробностях не вспоминала о них. Печерицу она теперь видела редко и издалека, потому что уборщица конторы снова приступила к работе. Но где-то на сердце лег рубец, и каждое упоминание о начальнике конторы рождало в ней глухое чувство неприязненной настороженности.
Пузатенький белоголовый будильник отсчитывал время. Рядом с ним росла стопка выглаженных мужских рубашек, маек, трусов. На табуретке — такая же горка. И если бы Александра Петровна задумала вдруг раздать сейчас белье его владельцам, то пришлось бы, пожалуй, обойти чуть ли не всех ребят в общежитии.
Свет беспокоил дочку. Она проснулась, попросила пить, но, не дождавшись, пока мать принесет воды, опять уснула, спрятав взлохмаченную головенку за подушками, у самой стены.
Талина рубашка, особо тщательно выглаженная, лежала отдельно, ждала хозяина. Это его лучшая, праздничная рубашка. Выглаженная самой первой, она все время напоминала о Закатове.
Неужели нельзя было дать дрезину? Не большую, конечно, а маленькую — та пришлась бы в самый раз. Ту, на которой начальник ездит, — «Пионерку». Вон Тютиков, шофер дрезины, только что балагурил с девчатами на крыльце общежития. Что ему стоило подбросить Толика в Болдыри! Ничего не стряслось бы с дрезиной. А горючее — господи, много ли нужно горючего? Уж осталось бы для Печерицы, не оскудела бы стройка.
Скоро час ночи. Даже на станции затишье. Никаких маневров. На угольном складе кран — уж какой работяга! — и тот умолк. И только проходящие поезда нет-нет да проревут, прогрохочут, заставят дрожать землю. И все больше мимо. Почему все мимо, почему без остановки? Здесь же воду набирают, здесь даже паровозы иногда меняются. Почему же сегодня все напроход да напроход? Что за день такой несчастный!
Нет, вот этот, кажется, останавливается. Так и есть. В последний-раз лязгнул вагонами, заме|р. Толик через пути единым махом сюда долетит. Ох, и проголодался, наверное! Сейчас постучит в окно, покажет свое сияющее улыбкой и веснушками лицо.
Давно угомонились в общежитии. Только в красном уголке кто-то безуспешно пытается поймать по радио музыку. Но приемник, изрядно натерпевшийся на своем веку, видимо, окончательно сдал и теперь лишь пищит время от времени, словно жалуясь на свою горькую долю.
Ушел поезд — десять минут простоял. Нет Толика. А может быть, он уже в общежитии? Может быть, давным-давно спит? Ну, выдумала тоже! Без ужина, голодный, не ляжет, ни за что не ляжет. А вдруг?. Надо все-таки проверить.
Только выключила утюг — в сенцах зашаркали чьи-то ноги. Наконец-то!
Кинулась в кухоньку. Открылась дверь — Капа. Вернулась с дежурства.
— Не видела, Закатов не приехал?
— А пес его знает! Стану я за каждым смотреть!
Александра Петровна надела вязаную кофточку.
— Не запирайся, я скоро.
В коридоре общежития ни души, но из некоторых комнат еще доносится негромкий говор.
Постучала. Послышался голос Пахомова:
— Ну ладно, не дури, Толяшка!
Постучала еще раз. Снова отозвался
Пахомов:
— Говорю тебе — брось разыгрывать!
Тогда она чуть приоткрыла дверь:
— Это я, Коля.
Пахомов сразу оказался рядом, босой, в одних трусах.
— А я думал, Цветик пришел. Что-то долгонько его нет.
— Так вот и я насчет того же. Может, позвонить, а?
— Куда? В Волдыри?
— Ну да.
— У наших в Волдырях телефона нет. Разве дежурный по станции что скажет… Ладно, я сейчас.
Он мигом натянул брюки, майку, брезентовые туфли — прямо на босые ноги.
— Пошли!.
Александра Петровна остановила:
— Ты что, простыть хочешь? Пиджак набрось!
Николай неосторожно сдернул со спинки стула пиджак — стул повалился. Заворочался в кровати Краснов, пробормотал что-то и опять захрапел.
Контора оказалась запертой.
— А черт! — Николай с досадой ткнул ногой дверь. — Я и забыл, что сегодня никто не дежурит. Придется со станции звонить.
В помещении дежурного по станции бессонно потрескивали аппараты управления, подавали голос телефоны, по-разному— то нетерпеливым звонком, то озабоченным гудением, понятным лишь тому, то нес здесь свою вахту.
Дежурный, моложавый мужчина с густыми бровями, соединился с Волдырями, но там о Закатове ничего сказать не могли. Пахомов позвонил в Вязы. На счастье, дежурный в Вязах хорошо знал всю бригаду Рудакова.
— Как же, видел вашего Цветика, — сообщил он, обрадованный возможностью поболтать в скучную ночную пору. — К вам проехал, проскочил на товарнике, только рыжим чубом мелькнул. Рукой помахал…
— Давно?
— Да уж часа полтора. По-моему, с восемьсот девятым… Ну да, с восемь сот девятым. С лесом состав, с крепежом…
— Понятно. Спасибо! — Николай бросил трубку на рычаг.
Все трое с тревожным недоумением смотрели друг на друга.
— Восемьсот девятый у меня проследовал напроход, — припомнил дежурный.
Александра Петровна испуганно вскинула к груди руки.
— Ой, как же это! А вдруг… — И умолкла.
Дежурный шагнул к другому телефонному аппарату.
— Да-а, история… Позвоню стрелочникам, надо как следует посмотреть на путях.
Пахомов схватил Александру Петровну за руку:
— Идем!
Они выбежали на перрон. Николай крикнул: