Дари не смотрел в ее сторону, молча уплетал ужин, а отец наскоро узнал, как все прошло и забрал мерки, остановившись на этом. Занятая домашними делами матушка не спросила у дочери ничего, хотя очень хотела узнать о том, как прошел ее денек. Она молча отмывала печь, пока Ирена драила замызганный мысками сапог пол. Все это время она думала только об одном – о вампире, что так напугал ее днем. Прежде Рен никогда не замечала за ним этого настроения.
Или просто не хотела замечать, утонув в мечтах о любви? Девчонка пожелала матери приятного сна, поднялась наверх, наглухо затворив за собой дверь, и теперь остановилась у окна, так приветливо отворенного перед ней. Дариуш уже тихо посапывал за тонкой ширмой, за день он устал в кузне, ноги и руки мальчишки болели, отваливались после проделанной работы. В сон он провалился с завидной быстротой… Девчонка и сама устала, только сон все не приходил. Даже когда Рен облачилась в ночное платье, спряталась от мира под одеялом…
Покрасневшие от слез веки не желали опускаться. Девушка поднялась с кровати, и теперь хмуро глядела прямо перед собой, в накатывающий мрак улицы. В руках она сжимала холщевый мешочек, источающий сладковатый фиалковый аромат. Не отдала. Рен не отдала его Детлаффу, хотя и могла бы выполнить данное когда-то давно обещание… О, она хорошо знала, почему.
Это станет финалом их недолгой, но интересной истории. Обещание выполнено, рана зажила… Продолжать встречи – незачем, какое ему до нее дело. Да, вампир забрал ее честь, но не силой. Рен податливо, точно ждущая кошка, отдала ему ценнейший свой дар, она не может требовать чего-то взамен сейчас. Тонкие пальчики сжали холщевый мешочек, Рен бросила его вперед, на маленький и драный столик у окошка.
– Он плохо с тобой обошелся? – в очередной раз спросил Дари, переворачиваясь на другой бок.
Голос его раздался из мрака, из тени дальнего угла, скрывавшего невысокую еще детскую кровать. Да. Да, он плохо с ней обошелся, испугал, показав очередную грань своего отнюдь не кроткого нрава. «Да» – не слетело с ее аккуратных губ, Рен скупо завертела головой в отрицательном жесте, глотая верный ответ. Девушка выглядела подавленной, и ее настроение проглядывалось и сквозь мрак приставучей ночи.
– Зина мне рассказала, что он схватил тебя за руку у реки, – ответил Дариуш, нагнетая и без того темную атмосферу. – Она сама не видела, ей рассказал Валя. У него теперь краснючий шрам на половину рожи.
– Сам нарвался… Он… Выдумщик, – стараясь удержать в голосе дрожь.
– А твой упырь – монстр, – коротко, но отчетливо бросил сонный мальчишка, желая упасти сестру от неприятностей.
Может и монстр, Рен уже не знала. Девчонке казалось, что она никогда и ничего о нем не знала. Холодные пальцы сплелись меж собой, Ирена отвернулась, тщетно выискивая в небе серебряный лик луны. Ничего, кроме всевидящих облаков, кроме неровного края далекого небосклона. Ничего, за что мог бы зацепиться глаз, отвлекая вымученное тяжкими думами сознание.
– Я видел его когти, помнишь? Длинные, как ножи, Рен… – шепнул мальчишка, поднимаясь в кровати. – Он тебя порежет, глазом не моргнет.
– Он не будет, – ответила девушка полушепотом.
– А вдруг, Рен. Что ему помешает?
От отца, стареющего и ворчливого, мальчишка частенько слышал жалобы на любимую жену. Он поднимал руку на мать крайне редко, только в случае «крайней нужды», как сам это называл. Дари хорошо понял, что любовь всегда сопрягается с жестокостью, что она – неотъемлемая часть взаимодействия супругов. В один миг ты влюблен до беспамятства, но вот ревность всколыхнула грудь, обида или печаль, как в ход уже идут кулаки. Разве мог он понять, сколь чудовищен, неправилен ход его мыслей?
Мальчик, к своему большому стыду, понимал, что так будет тянуться и его семейная жизнь в будущем. Перескакивать из крайности в крайность, от любви к ненависти и обратно, возвращая круг. Он не мог представить отношения иные, знал, что вампир причинит сестре боль. Но какую? Одно дело – огреть жену тонкой, да любой палкой, а другое – всадить в нее длинные животные когти.
– Думаешь, кто-то с ним справится, Рен? Кто-то остановит его от…
– Да от чего же? – спросила она, краснея не то от стыда за собственную глупость, не то от горячего гнева.
– От убийства, – холодно ответил Дари.
Сын кузнеца напрягся, вглядываясь в жужжащую тьму помещения. Рен не отвечала. Девчонка сжимала пальцы в кулаках, костяшки белели, губы ее тряслись. Дари, громкий и вездесущий, мог оказаться прав… Мальчишка поднялся с места, прыжками добравшись до сестры. Даже сквозь ползущий вверх мрак он видел синие глаза напуганной собеседницы, видел их красными, воспаленными. Только сейчас Рен не плакала, она тряслась в накатившем на тело ужасе.
– Я не боюсь его, Дари, – проговорила девушка тихо, солгала. – Он меня не обидит.