Ночные крылья. Человек в лабиринте. Полет лошади

Он поспешил в туалет и закрылся. Мюллер к своему удивлению услышал, как того вытошнило, и потом он долго откашливался. Мюллер хотел уже сообщить на станцию контроля, что пилот захворал, но дверь приоткрылась, и Кристиансен пробормотал:

— Вы не могли бы подать мне мой шлем?

Мюллер протянул ему шлем.

— Мне очень жаль, что на вас это отразилось таким образом. Надеюсь, я не приволок с собой какую-либо заразу.

— Я не болен. Я просто чувствую себя паршиво. — Кристиансен надел шлем. — Не понимаю. Но охотнее всего я сжался бы в комочек и поплакал. Прошу вас, выпустите меня, мистер Мюллер! Это так страшно…

Он выскочил из корабля. Мюллер смотрел, как он несется к недалекой станции.

Потом включил радио.

— Пока что не присылайте другого пилота, — сказал он диспетчеру. — Кристиансен как только снял шлем, сразу заболел. Может, я чем-нибудь заразил его. Это надо проверить.

Диспетчер согласился. Он попросил, чтобы Мюллер прошёл в медицинский кабинет, настроил диагностат и передал данные. Потом на экране Мюллера появилось важное темношоколадное лицо врача станции контроля движения.

— Это очень странно, мистер Мюллер, — сообщил он.

— Что именно?

— Данные вашего диагностата проанализировал наш компьютер. Нет никаких необычных симптомов. Я подверг проверке Кристиансена, и тоже ничего не понимаю. Он говорит, что чувствует себя уже хорошо. Он мне сказал, что в ту минуту, как увидел вас, его охватила сильная депрессия, которая немедленно перешла во что-то вроде метаболического паралича. Это значит, что эта тоска полностью лишила его сил.

— И часто с ним бывают такие приступы?

— Никогда, — ответил доктор. — Я хотел бы в этом разобраться. Я могу сейчас посетить вас?

Доктор не скулил и не жаловался. Но надолго не задержался, и когда отлетел от корабля Мюллера, лицо его было мокрым от слез. Он был не менее растерян, чем Мюллер. Двадцать минут спустя появился новый пилот. Он не снимал шлема, скафандра и немедленно начал программировать корабль на приземление. Он сидел за пультом выпрямившись, повернувшись к Мюллеру спиной, и не произнес ни слова, словно Мюллера вообще не было. С окаменевшим лицом и плотно сжатыми губами он слегка качнул головой в знак прощания и выскочил из корабля. Наверно, я страшно мерзко пахну, подумал Мюллер, если он смог почувствовать этот запах даже сквозь скафандр.

Посадка прошла нормально.

2

В межпланетном порту Мюллер быстро прошел через иммиграционную камеру, исследованный компьютерной системой уже сотни раз. Рассеялось опасение, что диагностат обнаружит в нем какое-либо заболевание. Он прошел сквозь нутро этой машины, и когда он, наконец, вынырнул из нее, то звонки не зазвенели, табло не заполыхало. Пропущен. Он поболтал с роботом в Бюро направлений. Бумаги его были в порядке. Щель в стене разошлась до размеров двери. Он уже мог выйти и в первый раз с момента посадки встретиться с другими людьми.

Бордман прилетел с Мартой, чтобы приветствовать его. В толстом сари он производил весьма солидное впечатление, пальцы его украшали множество перстней. Марта красовалась коротко остриженными волосами темно-зеленого цвета, подсеребренными глазами и была похожа на искрящуюся статуэтку. Мюллеру, который помнил ее голой и мокрой, выходящей из хрустального озера, эти перемены не понравились. Он прикинул, в его ли честь она так нарядилась — ведь это Бордман любил, чтобы у женщины была эффектная внешность. Скорее всего эти двое были вместе, пока он отсутствовал.

Бордман взял Мюллера за запястье, но рукопожатие через пару минут ослабло.

— Как мне приятно вновь видеть тебя, Дик, — произнес он без уверенности в голосе и отступил на пару шагов.

Марта вошла между ними и прижалась к Мюллеру. Он обнял ее. Ее глаза, когда он в них заглянул, были полны блеска, и его ошеломили отражающиеся в ее зрачках образы. Ее ноздри раздулись. Он чувствовал, как напряглись мышцы под кожей. Она попыталась освободиться.

— Дик, — шепнула она, — я молилась о тебе каждую ночь. Ты даже представить не можешь, как я тосковала.

Она вырывалась все решительнее. Он притянул ее к себе. Ее ноздри раздулись, ноги задрожали, и он испугался, что она упадет.

Она отвернула голову.

— Дик, мне так странно… От этой радости, что я тебя вижу, все перепуталось. Отпусти меня, мне нехорошо.

— Да, конечно же. — Он отпустил ее.

Бордман нервно стирал пот с лица и проглотил какое-то успокаивающее лекарство. Мюллер никогда раньше не видел его в таком состоянии.

— Ну, а что, если мне бросить вас обоих, а? — предложил Бордман. — Эта погода что-то нехорошо на меня подействовала.

И он убежал. Теперь только Мюллер почувствовал, как его охватывает паника.

— Куда нам ехать? — спросил он.

— Транспортные коконы рядом с залом. Снимем номер в портовой гостинице. Где твой багаж?

— Еще на корабле, — ответил Мюллер. — Можем подождать.

Марта прикусила уголок нижней губы. Он взял ее под руку. Ну, мысленно подгонял он Марту, скажи мне, что ты плохо себя чувствуешь.

— Зачем ты остригла волосы? — спросил он.

— Разве я не нравлюсь тебе с короткими волосами?