Ночные легенды

Лишь приступив к осмотру письменного стола, я обнаружил тетрадь. Она лежала в недрах одного из ящиков, среди сохлых трупиков насекомых. Исписано в ней было не более двадцати страниц, однако четкий убористый почерк, знакомый мне по доставшимся в наследство церковным документам, безошибочно указывал на принадлежность рукописи преподобному Родсу.

Здесь содержался его своеобразный отчет об исследованиях истории этого края. В целом анализ был не сказать чтобы последовательный: разные истории о том, как все начиналось, легенды и мифы, феодальные распри. Родс, в частности, выяснил, что Черные Пески были на самом деле гораздо старше, чем трактовало обычное прочтение местной истории. Сама деревня и вправду существовала с начала семнадцатого века, но земли здесь находились в пользовании еще задолго до этого. Родс считал, что ему удалось установить местоположение круга камней, стоявших некогда вблизи берега, а сейчас его центр помечало возвышение в виде каменной плиты, когда-то, вероятно, служившей алтарем. Но какой цели служил тот алтарь? Над этим ответом Родс, вероятно, и бился.

И обнаружил следующее: раз в двадцать лет (плюс-минус неделя от юбилея официального основания поселения – 9 ноября 1603 года) кто-нибудь тонул в водах близ Черных Песков. Записи были неоконченные, и иногда Родсу не удавалось ввести в фазу цикла имя, но в целом схема была ясна. Каждые два десятилетия кто-нибудь пришлый находил здесь свою кончину. Иногда подобные происшествия случались и в промежуточные годы, но в целом смерти со странной последовательностью происходили именно в ноябре. Последней в этом перечне значилась некая Эдит Адамс (2 ноября 1899 г.), однако ее гибель в череде смертей на Черных Песках была не последней. Последней стала смерть самого Родса.

В ту ночь я не спал, а все вслушивался в глухой, ухающий шум моря. В какую-нибудь иную пору он бы меня убаюкивал, но не на этот раз и не в этом месте.

***

Шепот начался в ночь на 1 ноября, День Всех Святых. Поначалу он звучал как шелест ветра в траве, но, когда я подошел к окну, ветви деревьев там были недвижимы. Тем не менее шепот продолжался – тихий, местами заунывный, с причитаниями, неразборчивыми на слух. Я возвратился на кровать и зажал себе уши подушкой, но шум не утихал до первого света.

Эти же голоса продолжали меня посещать и каждой последующей ночью, приближающей юбилей основания общины; я слышал их, и мне казалось, что они крайне громки и настойчивы. Я просыпался среди ночи и, завернувшись в одеяло, стоял у окна и не моргая смотрел на черный берег. И хотя воздух был безмолвен, мне казалось, что я различаю пряди песка – они взвивались и ветвисто змеились в воздухе, словно предсмертные видения.

Наверстывать сон я пробовал днем, но восстановить ресурсы тела и ума было не так-то легко. Мне досаждали головные боли, а также странные сны на грани пробуждения, где я стоял на черных песках и ощущал за спиной некое присутствие, но, обернувшись, видел лишь пустую дорожку, ведущую к морю. Один из таких снов был настолько тревожным, что я очнулся, мечась в своих спутанных простынях, и уже не смог возобновить отдых. Я поднялся и прошел на свою маленькую кухню в надежде, что кружка теплого молока восстановит во мне собранность. Уже сидя за столом, я вдруг углядел какой-то очажок света, плывущий по мысу к северу – туда, где лежали старые камни, свидетельство каких-то прошлых вер. Оставив молоко, я спешно оделся и, запахнувшись в темный плащ, двинулся через поля к тропинке, что вела к тому древнему капищу. Я был уже невдалеке от нее, когда какое-то неосознанное чувство заставило меня пасть наземь. По мне проплыли две тени – чуть сгорбленные силуэты людей, молчаливо идущих по направлению к камням. Повременив, я встал и тронулся следом; держался я в стороне от тропы и так постепенно добрался до места, откуда был виден алтарь. Возле него стоял в ожидании Уэбстер, а рядом на камне светил фонарь. На Уэбстере было его обычное пальто, фалды которого трепетали на ветру.

– Ну что, принес? – спросил он.

Один из тех, кто пришел – мрачного вида фермер по фамилии Прейтер, – протянул ему коричневый бумажный пакет. Уэбстер полез в него и достал что-то белое – оказывается, столу[14]. Одна из них на неделе загадочно пропала у меня из бельевой корзины; я терялся в догадках куда. Теперь понятно.

– Так ведь все надо совершить честь по чести, – сказал Прейтер. – Так заведено.

Уэбстер кивнул.

– Да, это так. Но настанет время, когда это уже не будет возможно, – сказал он. – Скоро продолжать это будет уже слишком опасно.

– И что тогда? – спросил третий, чьего имени я не знал.

– Тогда, возможно, старые боги умрут, – лаконично ответил Уэбстер. – А с ними умрем и мы.

Он взял столу и вместе со своими спутниками пошел вниз, на песчаный берег. Там они выкопали в песке ямку, куда поместили предмет моего церковного облачения, и закопали его, насыпав сверху бугорок. После этого они отправились обратно к деревне.