Ночные легенды

Наутро за завтраком я спросил Дэвида, что он видел, когда находился в комнате. На дневном свету он оказался более словоохотлив и откровенен.

– Маленького мальчика, – ответил он помедлив. – У него темные волосы, голубые глаза. И он старше меня, но ненамного. Он со мной разговаривает.

– Ты видел его раньше?

Дэвид кивнул:

– Один раз, там, в саду. Он прятался в кустах. Просил меня подойти к нему. Сказал, что знает игру, в которую мы бы вместе могли играть, но я не пошел. А потом ночью я услышал пианино и спустился посмотреть, кто там играет. Я думал, это Джейсон. Я забыл…

Он осекся. Я протянул руку и ласково взъерошил ему волосы.

– Ничего, – подбодрил я. – Я тоже иногда забываю.

Хотя рука моя при прикосновении дрожала.

Дэвид положил ложку в чашку с нетронутым корнфлексом и возобновил рассказ:

– За пианино сидел тот мальчик. Он попросил меня подойти и сесть с ним рядом. Хотел, чтобы я помог ему закончить песню. А потом сказал, мы сможем пойти и поиграть. Но я к нему не подошел.

– Почему, Дэвид? – спросил я. – Почему ты не подошел?

– Я его боялся, – признался Дэвид. – Он выглядел как мальчик, но он им не был.

– Дэвид, – спросил я, – он похож на Джейсона?

Лицо сына застыло.

– Джейсон умер, – сказал он с ноткой упрямства. – Вместе с мамой, в аварии. Я же просто забыл.

– Но ты по нему скучаешь?

Он кивнул:

– Скучаю, очень. Но тот мальчик не Джейсон. Может, он на него иногда похож, но он не Джейсон. Джейсона я бы не испугался.

С этими словами он встал и поставил свою чашку в раковину. Я не знал ни что сказать, ни что подумать. Дэвид был не из пустых лгунишек, а если когда и врал, это было сразу видно по нему. Единственно утешающей догадкой было то, что это у него какая-то запоздалая реакция на смерть брата. Ничего веселого, конечно, но сладить с этим наверняка можно. Есть ведь знающие люди; специалисты, к которым можно записаться на консультацию. Все можно так или иначе уладить.

Дэвид некоторое время стоял возле раковины, а затем обернулся ко мне с таким видом, будто на что-то решился.

– Папа, – сказал он. – Мистер Харрис говорит, что в этом доме случилось что-то плохое. Это правда?

– Не знаю, Дэвид, – ответил я вполне правдиво.

Дэвида я не раз заставал за разговорами с Фрэнком Харрисом, когда тот работал по дому. Иногда он позволял мальчику помогать себе какими-нибудь пустячными делами вроде подать инструмент или подержать, пока он сверлит. Человек он был с виду неплохой, да и Дэвид получал кое-какие трудовые навыки, но вот теперь я всерьез задумался, оставлять ли моего сына с ним наедине.

– Мистер Харрис говорит, что с некоторыми местами надо вести себя осмотрительно, – продолжал Дэвид. – Говорит, что у них долгая память, что камни эти воспоминания держат, и иногда, сами того не желая, люди могут их оживлять.

Я ответил, стараясь сдерживать в голосе гнев:

– Мистер Харрис, Дэвид, нанят как мастеровой, а не как профессиональный пугальщик. Я поговорю с ним.

Дэвид на это невесело кивнул, взял в прихожей свою курточку со спортивной сумкой и садовой тропинкой отправился к остановке дожидаться автобуса. Местная школа, куда мой сын должен был пойти с осени, летом три раза в неделю устраивала для детей спортивные мероприятия, и Дэвид с радостью ухватился за возможность играть на солнце в крикет и теннис. Повинуясь настроению, я хотел составить ему сегодня компанию, но тут заметил возле него какую-то фигуру. Человек стоял возле него на одном колене и обращался к нему со вдумчивым, серьезным лицом. Седовласый пожилой мужчина в синей робе, запачканной краской. Фрэнк Харрис, наш работник. Вот он встал и бережно приобнял моего сына за плечо. Вместе они дождались автобуса, который увез Дэвида, а Харрис пошел в сторону дома.

***

Я перехватил его на входе, когда он запасным ключом открыл переднюю дверь. Когда я начал говорить, вид у Харриса был несколько сконфуженный.

– Мистер Харрис, – сказал я строго. – Сожалею, но я вынужден серьезно поговорить. Речь идет об историях, которые вы рассказываете моему сыну об этом доме. У ребенка, знаете ли, появились опасные галлюцинации, и вполне вероятно, что возникли они от общения с вами.

Харрис отставил в сторону ведерко с краской и обвел меня вдумчивым взглядом.

– Извините, что вызываю у вас такие чувства, мистер Маркхэм. У меня и в мыслях не было наколдовывать вашему сыну дурные сны.

– Он говорит, вы сказали ему, что здесь, в этих стенах, в прошлом произошло что-то плохое.

– Вашему сыну я сказал единственно, что ему нужно проявлять осторожность.

– Осторожность в отношении чего?

– Ну, как бы это сказать. Дело в том, что у старых домов есть свои истории, у кого хорошие, у кого плохие. И когда в их стены заселяются новые люди и привносят в них новую жизнь, история того или иного дома меняется и преобразуется. Плохие истории через это не сразу, со временем, преобразуются в хорошие. Так повелось. А вот у дома, в котором теперь живете вы, такого преобразования не произошло. У него на это не было времени.

Теперь смотреться сконфуженно было впору уже мне.

– Простите, не понимаю, – признался я.