Ночные рейды советских летчиц. Из летной книжки штурмана У-2. 1941–1945

– Я всем писала. Не ему одному. Его я не знала.

– Говори, он же с тебя глаз не спускал.

– Ох, чует мое многоопытное сердце, что штурман влюбилась, – сокрушенно вздохнула Нина Алцыбеева.

– Да чего там говорить. Тут все яснее ясного. Ну, скажите, кто пойдет на такой риск – выйти на построение не по форме? Да… придется теперь Анке целых три дня от командиров прятаться, – насмешливо добавила недавно прибывшая в эскадрилью Тася Володина. – Вот я бы не решилась идти на конфликт с комэской!

– Молчала бы уж, – притворно заступилась за Аню Ульяненко, – ты и сама бы ему шапку с радостью отдала… да и комбинезон тоже…

К нашему удивлению, Аня даже не пробовала защищаться. Она была непривычно молчаливой и только чуть улыбалась в ответ на наши подначки.

Машина подошла к аэродрому, и мы поспешили, все еще перебрасываясь репликами, к своим заправленным горючим и бомбами самолетам. Механики, прослышав, что Анка отдала свою шапку моряку, к утру нашли для нее вполне подходящий головной убор. Однако комэску шапка показалась грязной, и она объявила Бондаревой выговор за небрежный вид.

– Терпи, – смеялись мы, – любовь требует жертв.

Появился он на исходе пятого дня. Аня домывала пол и была очень смущена, что он застал ее за такой будничной работой. Мы заспешили по своим делам, оставив на этот раз моряка в распоряжении одной Ани.

Мы видели их у моря на самом краю обрыва. Чайки кружились почти над их головой, а волны рвались на высокий берег. Аня и моряк весело смеялись: видно, соленые брызги долетали до них. Им было хорошо вдвоем. И они не прятались ни от чьих глаз.

Объявили построение эскадрильи. Как же нам не хотелось их разлучать: он приехал всего на два часа.

– Товарищ командир! – решилась я. – К Бондаревой брат приехал… – Тут я запнулась и стала заикаться: – Дв-двоюродный. Слу-у-чайно нашелся.

– И что? – командирским тоном спросила Смирнова.

– Раз-зре-шите не звать ее на по-по-строение? – Тут мой голос сник. Я уже не верила в успех своей затеи, но Смирнова вдруг милостиво сказала:

– До получения задачи отпускаю.

Вздох облегчения вырвался у девчат.

А через месяц Аня – наша «морячка» – с задания не вернулась.

Вот лежит на ее постели целая кипа не прочитанных ею писем от моряка. Он часто писал ей. И даже эти почти два месяца… когда ее уже не было в живых, он тоже писал. Писал, не получая ответа. О чем?

Я подошла к Анкиной кровати. Взяла один треугольничек, повертела и положила назад. Никто не решается сообщить моряку о гибели Ани.

– Вы дружили с Бондаревой? – подошла ко мне комэск.

Я кивнула.

– Ты знаешь адрес ее родных?

Я покачала головой. И удивилась, что не знаю адреса подруги. Собственно, Анин адрес был такой же, как и мой: полевая почта… что на гражданском языке означало – аэродром на окраине поселка Пересыпь. А тот, довоенный, адрес практического значения не имел.

– Тогда узнай в штабе. – Комэск посмотрела на меня усталыми глазами и заговорила неестественно тихо: – Конечно, похоронку пошлют. Но понимаешь, лучше, когда письмо придет от друзей.

Меня удивили незнакомые нотки в ее голосе. Бледное, осунувшееся лицо впервые показалось мне мягким и уступчивым, а в глазах пропал строгий холодок. Я всегда думала, что Смирнова может только приказывать, учить, отчитывать. Сейчас командир разговаривала так, словно и не было на ней гимнастерки с капитанскими погонами. Я вдруг поняла, как сильно она переживает эту потерю.

Мы с Аней были ровесницы. В армию пришли после школы и оставались совсем девчонками.

Анке Бондаревой в июне сорок первого года исполнилось только семнадцать лет. В восемнадцать она уже летала. В неполные двадцать Анка погибла, успев сделать четыреста боевых вылетов. Расстояние от рождения до смерти, однако, не измеряется годами. Оно измеряется тем, что сделал человек, как он жил. И все-таки с каким жестоким ускорением прошла эта жизнь! Прошла. Завершена. И не могло быть иначе. Надо было идти дорогами войны. И кто-то, сраженный, должен был упасть на родную землю. Иначе нельзя было победить. Это была безжалостная война.

В ту февральскую ночь 1944 года беда нагрянула сразу. Почти все экипажи сделали по два-три боевых вылета в район Багерова. Снарядили самолеты и снова отправились бомбить противника, хотя погода портилась. С Черного моря наплывал туман. «Успеете, – говорили нам, – еще по вылету сделать. Пехоте помощь ваша нужна».

Мы не возражали. То задание было не легче и не труднее других. Только никто не учел, что скорость ветра увеличится и изменится его направление.