Ночные страхи

– Нет, старина, вероятнее всего, его установят, когда я буду на месте. Доброй ночи. И смотри там, не взорви дом.

Через несколько секунд звук мотора растворился вдали. Бог отбыл в своем экипаже.

«Не закрыть ли ворота? – подумал Эрнест. – Нет, вдруг кому-то понадобится моя помощь. Люди редко стучатся в чужие дома посреди ночи, но мало ли что, всегда случаются какие-то происшествия: бензин может закончиться, или старый друг внезапно нагрянет из-за границы. Совершенно без сил после поезда и парохода. „Лондон забит под завязку, мест нигде нет, и я приехал к тебе, Эрнест, сдаться на твою милость“. „И правильно сделал, Рэгги. Одну минутку, я все устрою“. Как легко было бы сказать то же самое Хьюберту! Но я правильно поступил, в самом деле, что позволил ему уехать: нельзя потакать своим слабостям, мне надо учиться жить одному, как умеют другие. Хорошо быть каким-нибудь бедняком, беспризорным мальчишкой, к примеру, только-только окончившим школу, нажившим немного деньжат и купившим этот дом. Он провел веселый вечер с другом, побывал в театре и довольно поздно вернулся домой, почти в полночь».

Едва Эрнест об этом подумал, как услышал первые ноты колокольного перезвона и ощутил нечто вроде сопричастности, словно сам отбивал полночь. Он всегда невольно угадывал время, был у него такой странный талант. Оглядевшись в легком недоумении, он понял, что сделал всего-то несколько шагов по саду, но дом стал ближе: Эрнест уже различал парадную дверь – точно посередине здания, в глубине неоготической стрельчатой арки. Сам он стоял на коротко стриженной лужайке, но знал, что справа, в высокой траве по другую сторону мощеной дорожки, имеется странное вытоптанное место. Оно всегда выглядело так, словно его придавили чем-то большим и тяжелым, можно сказать, утрамбовали. Формой оно напоминало огромного зайца, и вся трава в этом месте была смятой и пожухлой, будто из нее выжали все соки.

Однако новый домовладелец не обращает на это внимания. Нет, только не он. Его мысли заняты пьесой. Он лишь, бывает, подумает вскользь: «Полкин точно не обрадуется, когда дело дойдет до покоса этого места». И ему, конечно же, нравятся деревья. Он не замечает, что ветви черны и мертвы на концах, словно жизнь дерева отступает обратно в ствол, наподобие убывающего фонтана. Он никогда не приставлял лестницу к стволу и не рассматривал потеки влаги в местах, где расходятся ветви, – там древесина сочится светлой клейкой пеной, и если бы ему хватило хладнокровия, можно было бы засунуть туда руку по локоть: так сильно все прогнило.

«Что ж, Полкин, если это дерево настолько негодно, как ты говоришь, ради бога, спили его. Сам я не вижу в нем никакой опасности, но делай как знаешь. Позови пару ребят Кертиса, и свалите его прямо завтра». Так что же, новому владельцу усадьбы «Ковальня» не понравилось это дерево? О, нет. Дело не в этом. Он практичный человек, он поступает сообразно обстоятельствам. «Что ж, эта старая раскоряка будет нас согревать зимними вечерами, Полкин». «Да, сэр, и я надеюсь, у вас будет компания. Вам, наверное, тоскливо жить тут одному, если позволите заметить, сэр». «Компания, мой добрый Полкин? Хорошо, я подумаю! Для начала устрою пару танцевальных вечеринок».

Какой бодрящий, какой живительный взгляд на жизнь у этого Нового Владельца!

Приближаясь к дому, Эрнест как никогда возжаждал деловой хватки этого воображаемого молодца. Он всегда жил в тесных, неудобных комнатах, возможно, делил спальню – а то и кровать! – с тремя-четырьмя соседями. Что за отрада для него, после стольких лишений, приходить под вечер в собственный большой дом, где в его распоряжении три или даже четыре гостиных, каждую из которых он может занимать единолично! С каким наслаждением он будет просиживать долгими вечерами в столовой, без малейшей спешки, слушая тиканье часов. Как он будет смеяться, когда из-под обеденного стола или откуда-то из угла – поди разбери – вдруг раздастся этот странный громкий стук, как будто кто-то, лежа на спине, взбеленился и со всей силы лягнул доски пола! В таком старом доме половицы, понятное дело, сжимаются и расширяются, – они много чего повидали, им есть что сказать, и они хотят сбросить с души этот груз.