Ночные трамваи

— А что, у меня нет права на собственное мнение? — удивился Потеряев. — Я его не иностранным корреспондентам, а в центральный орган партии сообщил.

Трубицын спорить не стал, объяснил: надо им вместе обо всем переговорить, потому что Первый предупредил — вызовут обоих на обсуждение статьи.

— Ну что же, — сказал Потеряев, — я свое мнение высказал. А ты, Владлен Федорович, волен с ним согласиться или возразить, если, конечно, есть что возражать. Статья подкреплена научными изысканиями, она не один день готовилась.

Трубицын усмехнулся, сказал негромко:

— Зарываешься, Александр Серафимович… Зарываешься. Исполком тебе не враг. Дома новые строишь — мы тебе места для застройки определяем. Да и Поселок — тоже город. Зачем же себя противопоставлять?

Потеряев удивился:

— А я не противопоставляю. Все, что нужно для города, делаем… Вот разбогатеем, будем вместе театр строить. Мы тут у себя уж говорили. Он всем нужен: и заводским, и кто на других предприятиях… Зачем ты так, Владлен Федорович? Я просто указываю: вникни в нашу проблему. Если нужен тебе материал — дам. А сейчас, прости, ты к этому разговору не готов.

Тут вмешался пузатенький Семен Олегович, почесал свои короткие усики, усмехнулся, прихлопнул пухлой ладошкой по бумагам, сказал:

— Ладно. Это вы потом сами разберетесь. А если двадцать минут, то давайте о письме, ради которого я приехал.

И опять Потеряев взял все в свои руки. Трубицын решил: пусть, он писал письмо, правда не один, но коль хочет лезть на рожон, не надо ему мешать. Это не так просто — закрыть один техникум и открыть второй, вывески не поменяешь. Конечно, понять невозможно, как в Третьякове оказался такой техникум, когда нигде поблизости никаких радиозаводов нет. С таким же успехом тут могли открыть мореходку. Но открыть всегда легче, чем закрыть или поменять профиль, тут маета огромная, Трубицыну незачем взваливать ее на плечи, вот поддержать он поддержит, чтобы не создавалось излишней конфликтной ситуации. Потеряев глаголил, а он молчал, только иногда поддакивал. Ровно через двадцать минут Александр Серафимович указал на часы, сказал:

— Разбежались, товарищи.

Получалось, вроде бы он их выдворил. Однако ж Семен Олегович на обратном пути мурлыкал песенку «Арлекино» из репертуара Пугачевой. Трубицын эту песенку терпеть не мог, особенно его раздражал идиотский смех в припеве, но прервать Семена Олеговича он не решался, и так Потеряев сумел его выставить в скверном свете. Получалось, будто бы директор завода держал власть, а Трубицын был у него в подручных. Семен Олегович попросил, чтобы они вместе подъехали в техникум, но Трубицын напомнил: там сейчас ремонт, занятий нет, но директор на месте, он ему сообщит, и Семен Олегович пусть едет туда сам, а у председателя исполкома еще множество дел. Семен Олегович сразу с ним согласился и все продолжал напевать свою песенку. Трубицын распрощался с ним сухо, хотя надо бы держать все тот же вежливый тон, он это понимал.

А потом пошли все какие-то мелкие дела, без конца в кабинет к Трубицыну приходили люди, а он должен был их направлять в отделы или к заместителю, так длилось до тех пор, пока не раздался звонок опять же по красному телефону, он снял трубку и услышал голос Фетева, тот начал вроде бы радостно:

— Приветствую тебя, пустынный уголок…

Вечно у него идиотские шутки, да еще с претензией. Трубицын знал: ни веселости, ни бойкости Фетева верить нельзя, у этого рыжего всегда какая-нибудь маска.

Трубицын подготовился, что Фетев начнет с каких-нибудь новостей, тот любил ими ошарашить, откуда черпал сведения, неведомо, но Фетев на этот раз болтать не стал, спросил:

— Объясни мне, ангел мой, дочка этого старика Найдина давно в твоем городишке обитает?

— Несколько дней. А что?

— Ну и по каким таким причинам она объявилась в родных местах?

— Вот по таким причинам, что это ее родные места. Родителей надо навещать, Захар Матвеевич. Этому учим молодежь, — ответил ему в тон Трубицын. Хотя вопросы Фетева были для него неожиданны, — неужто ради Светланы надо было звонить в самый разгар рабочего дня, — но Владлен Федорович сразу понял: видимо, что-то у Фетева припасено.

— Правильно учите, — согласился Фетев. — Ну а не скажешь ли ты мне, наведывалась ли она в Синельник?

— Вполне возможно. Не интересовался.

— А надо бы… Надо бы…

— Что ты имеешь в виду?

— А видишь ли, дражайший председатель, насколько мне известно, дочь Найдина в Третьякове несколько лет не была. А у осужденного Вахрушева денег мы не нашли. И она, между прочим, к нему в колонию на свидание ездила… Вот тут и возникают вопросы. Во-первых, деньги. А во-вторых…

Он сделал паузу, то ли обдумывал, как сказать, то ли ждал — может быть, Трубицын сам задаст вопрос или по-своему отреагирует, но Трубицын молчал.

— Ну, а во-вторых, — вздохнул Фетев, — подозреваю: возможно частное расследование. А мы таких вещей не любим…

Трубицын вдруг рассердился.

— Ну что же, — сказал он, — тогда это не ко мне. Тут районный прокурор есть. Телефон ты его знаешь.

Фетев не обиделся на резкость или сделал вид, что не обиделся, сказал мягким голосом: