Читаем Ночные трамваи полностью

— А я доказал, что это не так, — все в той же мягкой манере ответил он. — Но это была моя обязанность. Еще римское право гласило: «Бремя доказательств лежит на том, кто утверждает, а не на том, кто отрицает». Ваш муж отрицал, я утверждал. Борьба сторон. Что же поделаешь, она закончилась не моим поражением… Вы приехали, чтобы меня опровергнуть?

— Возможно, — вот это она сказала зря, но ничего с собой поделать не могла, почувствовала, что слово из нее вырвалось как вызов, и Фетев сразу же это уловил, отодвинул стул, сел теперь за стол, и тут интонация его поменялась, нет, она не стала более жесткой, а скорее более унылой.

— Понимаете, какая история, Светлана Петровна. Вы живете в Москве, ваш муж жил в Синельнике. Он приговорен был к наказанию с конфискацией имущества. Денег, им полученных, у него не нашли. Ну вот, сейчас я вижу — наши органы совершили недосмотр… или ошибку. Они не пришли к вам. А должны были, должны… Но это можно исправить… Я себе, пожалуй, запишу.

— Вы что же, хотите конфисковать и мое имущество?

— Я?! — улыбнулся он. — Нет, я ничего не хочу. Но правоохранительные органы… Впрочем, я вам это зря сказал. Дело-то уж закончено, но все же… все же…

— Что «все же»?

Он не отвечал, чуть подался вперед, свел свои пальцы в замок, смотрел на нее не мигая, и страх, который ей удалось подавить, снова начал возникать, он словно бы проникал в нее из воздуха, как проникают испарения кислот, потому что сам воздух невольно насыщался этим страхом, как неизбежной реакцией немигающего взгляда бледно-голубых глаз. Светлана без труда представила на своем месте Веру Федоровну Круглову, она поняла, как та утратила свою несгибаемость, пройдя несколько раз через биотоки Фетева.

— Неужели вы не поняли меня, Светлана Петровна? — спросил он.

— Вы мне угрожаете?

— Что вы… что вы, — опять улыбнулся он и неожиданно почти пропел: — «Во всем мне хочется дойти до самой сути. В работе, в поисках пути, в сердечной смуте…» Хороший поэт Борис Пастернак. Люблю хороших поэтов, люблю хорошие книги. Слабость… Не надо, Светлана Петровна, заниматься вам поисками истины там, где она уже найдена. Вот, если хотите знать, — мой добрый совет. И если вы учтете все, что я вам сказал раньше, вы оцените его и будете мне лишь благодарны… Поняли меня?

И вдруг она догадалась: он ее боится. Как это ни странно, а вот боится, потому и хочет устрашить, и она знает, почему боится, как знал бы это и отец. Ему не нужно, чтобы снова копались в деле Антона. Он завершил его, и, наверное, все те, кто потом с этим делом знакомился, удивлялись простоте и ясности этого дела. Но она знала: в науке далеко не всегда вот такая завершенность может восхищать, часто она настораживает, потому что только при подтасовках все проходит гладко и легко, а в истинном поиске всегда натыкаешься на множество препятствий… Он ее боится. И едва она это разгадала, как сразу же ощутила подлинное облегчение, невольно улыбнулась.

Эта улыбка сразу насторожила Фетева.

— Что-нибудь не так? — спросил он.

— Нет, наоборот, все так… все так. Я очень рада, что увидела вас. Вы интеллигентны…

— А вам казалось, тут сидит жлоб? — Однако никакого раздражения в его словах не было, но настороженность все же чувствовалась.

— Может быть, — неопределенно ответила она и встала, но уходить так было нельзя, надо было как-то его успокоить. — Я, конечно, учту ваш наказ. Желаю вам…

Она шагнула к двери. Он не встал, сидел, сцепив по-прежнему белые пальцы в замок, и она поняла: не сумела развеять его настороженности, может быть, это чувство еще больше укрепилось в нем.

Светлана вырвалась из особняка, где пахло мастикой, почти бегом, едва не забыла свою сумку в гардеробе и, выбежав на улицу, остановилась передохнуть, почувствовала, как у нее учащенно бьется сердце… Эх, черт возьми, она не очень приспособлена для таких разговоров, тут нужен какой-то особый язык, которым владеют только официальные люди. Наверное, Федоров владеет, и Трубицын… Да-да, и Трубицын… Между ними есть какие-то незримые связи, которые не так-то легко разглядеть… Она еще раз оглянулась на особняк, из которого вышла, и ей захотелось представить, что делает сейчас Фетев: по-прежнему сидит за столом или уже забыл о ее приходе, а может быть, звонит Федорову и ругается, что тот прислал ее к нему, она даже легко увидела, как Фетев хмурит рыжие брови и бормочет: зачем ты у меня отнимаешь время? Других забот нет?.. Может быть, так, а может быть, он сейчас прикидывает: нет ли чего-нибудь у Светланы против него… Тут она спохватилась и заспешила к автобусной остановке.

3

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза