Ночные трамваи

— Ну, Фетев тебя ждет. Знаешь, куда идти?.. Выйдешь, сквер пересечешь, там двухэтажный особняк с амурчиками. Да ты знаешь, — он быстро оглянулся, сказал: — Вечерком забегай к нам. С женой познакомлю. Потреплемся. Новости расскажешь, — и протянул ей бумажку с адресом и телефоном.

Она поняла: и впрямь его серьезно заинтриговала. Конечно, он подумал: столичная жительница, может, и знает такое, что до области еще не докатилось, а нынче каждая информация — богатство.

— Постараюсь, — пообещала она и побежала к лифту. Она думала: как здорово ей все сегодня удается, хорошо, когда есть к кому обратиться за помощью, и все же в старый особняк, где пахло мастикой, она вошла с внезапно возникшей тревогой, бойкое настроение сразу оставило ее, она даже почувствовала беспомощность. Сумку ей пришлось оставить у гардеробщика, и она поднялась на второй этаж по мраморной белой лестнице, изрядно истертой, однако же в коридоре лежали красные ковровые дорожки, скрадывающие шаги. В приемной ее не задержали, молодой человек кивнул на массивную дверь, показал, чтобы проходила, ее ждут.

Ей думалось, в прокуратуре начальники ходят в форме, но тут она увидела плотного человека в сером, хорошо сшитом костюме, при белой рубахе, с синим галстуком, у него были кудрявые рыжие волосы, он стоял подле окна у раскрытой форточки, курил и приветливо смотрел на нее блекло-голубыми глазами.

— Входите смелее, — сказал он. — Мне звонил Федоров.

Она прошла к письменному столу, села, он, неторопливо загасив сигарету в пепельнице, обошел стол и сел напротив, так они оказались почти лицом к лицу.

— Кажется, Светлана Петровна? — сказал он. — Я не ошибаюсь?

— Нет, — ответила она. Его большие, необычно белые руки лежали на коленях, они привлекали внимание, она подумала: такие пальцы могут быть у человека только после долгой стирки, когда он их невольно продержал в воде с разными щелочами, а вот у Фетева они, видимо, всегда такие.

— О чем будем говорить? — ласково, не спуская с нее глаз, спросил он, и от этой его ласковости, от негромких его слов ей сделалось нехорошо, она ощутила страх, будто ее сейчас начнут пытать, тут же рассердилась на себя за этот страх и внезапно ляпнула:

— А вы действительно рыжий.

— Рыжий, — покорно согласился он, не удивившись ее восклицанию. — А вам не приходилось читать «Фацетии» Генриха Бебеля? Был такой немецкий гуманист в пятнадцатом веке. Так вот у него есть крохотный рассказик, как он попытался подшутить над рыжим, а тот ему ответил: рыжие благочестивее всех, потому что Христос только одного человека удостоил поцелуем — это рыжего Иуду Искариотского. Мило, не правда ли?

— Мило, — ответила Светлана. — Только я не поняла.

— Я тоже, я тоже, — с приветливой улыбкой ответил Фетев, и опять она удивилась странной мягкости его слов, они будто были ватные, по-другому и не определишь.

Он прихлопнул себя по коленям, поднялся и неспешно обошел стол, но не сел, сказал:

— Но, я надеюсь, вы не о пересмотре дела вашего мужа пришли просить. Это было бы нелепо, ведь я вел это дело как следователь.

— Нет, я пришла не просить, — сказала она, потому что и в самом деле ее приход теперь показался ей полной нелепостью. Ну что ее сюда затащило?! — Я хочу понять…

— Понять что? — он коротко вздохнул. — Дело ведь видится напросвет. Вахрушеву дали, Вахрушев взял. Как видите, все укладывается в простейшую формулу… Юристы любят усложнять. Если бы вы слушали это дело в суде, могли бы запутаться от нудности и сложности формулировок, особенно адвокатских. Но без усложнений юриспруденция не выглядела бы наукой. Вы ведь в науке работаете, Светлана Петровна, потому и легко можете понять такое. А ведь любая глубина — это одновременно и простота, а достигнута она может быть, только если обеспечена ее связь с действительностью. Вот дело Вахрушева тому пример…

На какое-то мгновение она утратила ощущение реальности, потому что не понимала, что и зачем говорит Фетев, но тут вдруг все снова обрело свои формы. Перед ней стоял улыбчивый человек, и в самом деле похожий на рыжего кота, и красовался собой. Зачем? Звонок Федорова? Хочет ей понравиться? Глупости. Он держался за спинку стула своими необычно белыми пальцами. Ей надо было понять, в какую игру он с ней играет: ведь он не ждал ее прихода, она объявилась неожиданно, но у него было время, пока она шла от исполкома к нему, обдумать, как вести себя… А может быть… может быть, он все же знал, что она в Третьякове и зачем приехала… Если это так…

— Так что вы хотели выяснить? — спросил он.

Она чуть не ляпнула: я уже выяснила. Но тут же испугалась, потому что вдруг сообразила: если этот Фетев узнает, что лежит у нее в сумочке, она вряд ли выберется отсюда, уж кто-кто, а он найдет способ ее задержать.

— Просто я не понимаю мужа. Он всегда был честен…