Ночные трамваи

Здоровенный мужчина, обтянутый дорогим коричневым пиджаком, при строгом галстуке, с черными усами смотрел на нее, в нем была некая монументальность, и в то же время покровительственная усмешечка в уголках губ, и все же это был тот самый Федоров, отчаянный двоечник, которому на все на свете было наплевать. Он ходил в замызганных джинсах, носил с собой повсюду магнитофон, включал его на полную мощность в школьных коридорах, и оттуда рвался хриплый голос Высоцкого, певшего песню о «культурной революции» в Китае или о спортсменах-алкоголиках. От этих песен завуча Трубицына бросало в холодный пот, у Кольки отбирали магнитофон, таскали в школу родителей, продавцов универмага, ничего не помогало, магнитофон он дважды выкрадывал из учительской, а к родителям относился презрительно. Когда те пытались его урезонить, обрывал: «Закроем варежки, торгаши». Он был позором и несчастьем школы. Один раз попробовал пристать к Светлане, зажал ее в коридоре, сопя, начал лапать, она его укусила в щеку, он долго выл от боли, грозился, но стал после этого относиться к ней с уважением.

Он с трудом кончил школу, уехал сюда, в областной центр. Светлана встретила его случайно в Москве, не узнала, а он узнал, окликнул, потащил в кафе, говорил, что остановился в «России», был одет, как дипломат, во все черное, строгое, и понять было невозможно, почему он так преобразился. Она его спросила об этом, он ответил уклончиво: все, мол, должны перебеситься, а когда перебесятся, обретают уверенность и степенность. Дураки учителя считали: у него замедленное развитие, а он просто обгонял других, поэтому вышел из школы не щенком, знающим только правила приличного поведения, которые нужны разве олуху, а понимающим, как и что можно и нужно делать. И если уж Светлана хочет знать всю правду, он ее выложит: хорошим манерам его за три месяца обучила одна стареющая актриса. Она его и любви по-настоящему обучила, и на работу пристроила. Потом она уехала из их города, а была пробивной, у нее поклонников — навалом, а он ей просто нравился, как молодой бычок. Он все это рассказывал открыто, но умело, так, чтобы не создавалось впечатления подчеркнутой циничности; вот, мол, тебе правда жизни — только и всего. Ныне он женат, и жена у него хорошая, дочь ректора педагогического института, растят вместе пацаненка, и если Светлана объявится в их городе — милости просим, он ее и Найдина всегда уважал.

А теперь он жал ей руку, улыбался приятной дежурной улыбкой, но глаза не улыбались, они были строги и внимательны.

— Ну, давай сядем, — указал он на кресла. — Небось дело какое?.. Вообще догадываюсь. Антон. Так?.. Но я тебе сразу скажу: тут бессилен. Суд был и все такое прочее. В докладах разных фигурирует как пример негативных явлений. Так что на эту тему говорить не будем.

— Будем, — сказала Светлана, и ей стало весело, потому что она вспомнила, как они с Антоном мчались по улице на отцовской двуколке, увидели Федорова с девахой, влетели в лужу, и эту парочку обдало грязью. Федоров сразу же помчался за ними, Светлана остановила Ворона. Антон спрыгнул с двуколки и захохотал, глядя на чумазого Кольку.

— Да ты что? — растерянно проговорил он.

— А ничего, — ответил Антон. — Давай с нами, купаться.

И Федоров тоже начал хохотать, он был незлобивый, сразу же согласился ехать купаться, забыв свою деваху, а потом кричал на всю реку:

— Тошка, ты мировой парень!..

Светлана фыркнула, сказала:

— Кончай, Федоров, надуваться, не строй из себя большого начальника. Сегодня ты тут, завтра тебе по шеям дадут, сразу из тебя воздух выйдет. Сейчас ведь многим дают…

Он посмотрел на нее настороженно, огляделся, неожиданно спросил, понизив голос:

— Что-нибудь знаешь?.. В Москве?

Она рассмеялась, ответила:

— Знаю, Коленька, многое знаю, — и, подражая ему, сказала: — На эту тему говорить не будем.

— Да ладно тебе! — воскликнул он, и в этой фразе сразу пробился прежний Федоров, еще тех, школьных лет.

— Ты почему Антона не защищал?

— Не мое дело, — сразу же ответил он. — Я в такое не суюсь.

— Тогда помоги мне сунуться. Очень нужно по-быстрому попасть к зампрокурора Фетеву.

— Захару Матвеевичу? — он на секунду задумался, кивнул: — Сделаем. — И сразу же встал: — Ты посиди тут.

Я мигом…

И пошел от нее деловой походочкой, могучий, с уверенностью в движениях — хозяин жизни, да и только. «А может, он тут совсем и неплохой работник», — подумала Светлана. Ведь кто знает, какой тут считается хорошим, а какой плохим. Впрочем, скорее всего Федоров тут в своем доме, она наблюдала за ним, как шел он коридором и как низко кланялись с ним встречные, — значит, видят в нем и в самом деле человека влиятельного. А что за этим скрыто — Светлане непонятно. Может быть, если тот же Федоров попадет к ним в институт, тоже не разберется — кто истинный ученый, а кто лишь носит это звание по недоразумению.

Он вернулся довольно быстро, сказал: