Ночные трамваи

— Доказывать такие вещи надо… Доказывать. А то у вас мода: как руководитель, так вы его или в карьеристы, или чуть ли не в жулики определяете. А человек дело делает, ищет, как район поднять, как из разора выйти.

— Не там ищет, — ответил Антон.

— Так ты же с ним чуть ли не в друзьях ходил, — попрекнул его Петр Петрович.

— Да, конечно, — согласился Антон. — Но на земле — не на море. Там, на пароходе, все на виду. А тут столько дорог, троп да стежек, что и не углядишь сразу, по какой из них человек шагает.

— Ну и по какой же, по-твоему, Владлен шагает? — спросил Петр Петрович.

— А я еще в этом до конца не разобрался, — ответил Антон. — Вот дойду до самой сути, тогда и буду доказывать.

— Ну а если ты до самой сути не дошел, что же ты его прохиндеем называешь?

— А вот это уж мне ясно, — улыбнулся Антон. — Когда колонны машин на юг направляют, чтобы там телков и свиней закупать, иначе плана по мясу не выполнишь, вместо того чтобы у себя живность выращивать, — это и есть прохиндейство. А может, и иным словом обозначить надо. Потом для покупки деньги требуются. А они, Петр Петрович, на дороге не валяются. Стало быть, их откуда-то берут. Откуда?

— Откуда? — насторожился Петр Петрович.

— А вот это я и хочу понять… Очень хочу понять. А сейчас давайте-ка мы о Трубицыне больше говорить не станем. Я знаю: вы его деду многим обязаны, и это дорого вам. Но внук — не дед… Да и времена нынче странные. Я вот уже сколько как пароход покинул, а все мне кажется: вроде бы не на тот берег спустился, с которого в плавание уходил. Климат в какую-то иную сторону повернулся.

— В какую же?

— А вот у нас сейчас в паруса как бы не один ветер дует, а сразу несколько, и нам кажется — корабль идет своим курсом, а на самом деле его на месте крутит. Я в областной школе учился. Так там оказались не одна учеба, а вроде бы две. На первой лекции читают, как должно быть. И так уж все славят да славят, будто у нас рай на земле. А вторая школа — это когда по вечерам мужики собираются и друг другу рассказывают, как найти пути, чтобы всех облапошить. Это их главная забота и есть: как приписать, как недописать. Поимейте в виду: не как вырастить, не как собрать, а вот именно — облапошить… Ну не все, конечно, такие. Но и эдакая школа есть — высшего прохиндейства. Специалисты по этой части прекрасные имеются. Они тебя научат, как прожить, чтобы передовым считали, и как сотворить нечто, чтобы любой ревизор от восторга млел, когда даже перед собой полный развал хозяйства видит.

— Так ты что же, эту школу тоже прошел?

— Прошел, Петр Петрович, — рассмеялся Антон. — Внимательно даже, чтобы уметь отличать, кто истинного блага людям желает, а кто о своей шкуре печется.

Вот такая у них была стычка, но убедить он Найдина не смог, да и понимал, что не сможет, потому что этот когда-то крутой и волевой человек, хоть и общался все время с молодыми, пребывал не просто в давней своей жизни, а в некой уже придуманной им самим.

Ну, с Трубицыным было еще много всякого; однако же Антон твердо верил: Владлен не способен был организовать против него дело, это не по его части, ведь он работал в газете и знает, что такое анонимка, да ведь и не мешал всерьез Антон Трубицыну, в районе и без Антона дел было множество и далеко не все хозяйственники были довольны председателем, а Потеряев не скрывал своей неприязни. Но кто, кто упек его сюда? Помешал ли Антон кому, или тут нечто другое? Он сравнивал свое дело с делами других, кто отбывал срок, сопоставлял все элементы этих дел, пытаясь отыскать аналогию, постепенно что-то начинало проясняться, но вывод еще было делать рано… Однако же ответ было необходимо найти…

Утром ему принесли еду: какой-то бульончик с сухарями, потом пришел местный док, мял ему живот, ушел молча, а затем явился Гуман. Антон сел при его появлении, даже хотел встать, майор махнул пухлой рукой, долго молчал, глядя маленькими темными глазками из-под белесых бровей, потом сказал:

— Учителем, Вахрушев, пойдешь?

Антон ничего не понял, даже подумал: «учитель» — это какой-то местный термин, которого он не знает, и молчал; видимо, майор догадался и объяснил:

— Доктор сказал: можешь отлежаться, а можно тебя и в больничку. Однако же я полагаю: лучше бы тебе тут оставаться. На лесоповал больше нельзя, а учитель мне нужен. Месяц, как прежний освободился… Только поимей в виду — хлеб этот нелегкий. Сам почувствуешь. Хотя условия хорошие. Даже жить будешь один, при классе, чтобы готовиться была возможность.

— А что преподавать?

— Да все, — усмехнулся майор, — тут иных надо и азбуке учить. Я думаю, потянешь, — и, не дав ответить Антону, сказал твердо: — Вот и договорились…

2

Петр Петрович по настоянию Светланы позвонил Лосю, напомнил: мол, уговаривались, в случае крайней нужды прокурор примет его дочь. Лось ответил, что болен, отлеживается дома, но коль дал слово, то исполнит его, пусть едет, но…

— В общем, сам понимаешь, — сурово сказал Лось.

— Понимаю, — ответил Найдин и взвился: — Ты что, хрен старый, думаешь, я тебе голову морочить стану! Ишь законник!.. Обещал — принимай и не мотай мне душу.