– Чтобы я отстал от вас!.. Чтобы вы там свои делишки могли дальше спокойно крутить-мутить!..
Вася тоже посмотрел на ребятишек: коровы нет, а детей – пятеро! Дом, правда, маленький. Кухня да светелка! Как волшебная шкатулка: внешне невзрачная, а откроешь – словно бархат от детских голов да алмазы от их глаз.
Со школы у него осталось: виноватость перед детьми из бедных семей.
А Саня почувствовал слабину:
– Да оттуда, из Сопливого лога, на тракторе только вывезешь! Если не на себе…
Жена отвернулась.
– И где у меня трактор? – спросил муж, не то чтобы дивясь даже, а как-то заранее оскорбившись.
– Найди, – посоветовал Вася, отходя от крыльца. – Вон у соседа трактор есть!.. Если денег нет, сено ему скирдуй.
– Мне? – удивился Саня и потянулся к бутылке, оставленной на перилах.
– Не тронь! – Маша замахнулась на него. – Многодетный ты мой…
Выпила, поморщилась:
– Слезами, что ли накапал?..
Смешав сухотную тоску с похмельной гордостью, мужик кивнул в сторону огорода:
– Да! Вон они, мои медальки-то… кругленькие!..
Смех и возня: дети спускали вниз рыжие тыквы.
Стоя наверху, они высматривали каждый раз новый путь, чтобы тыквы скатились до самого низа. Но тяжелые ядра все равно попадали в ямки или в густую траву, останавливаясь посреди склона, а летящие следом снаряды разбивали их в ярко-оранжевые сочные дребезги.
– Кегельбан! – крикнула Маша. – А ну-ка, сынок, кидай мне!
Она поставила ногу на стул, словно воткнула носок в стремя. Затем прицельно вытянула руки. Мальчишка впился глазами в лицо матери, прижимая к груди маленькую тыкву. В глазах сомнение, слишком большое расстояние.
– Кидай, не бойся! – подзадоривала мать.
Ее прабабки сражались на равных с богатырями, покидая родные улусы в поисках счастья. Часто в алтайских легендах женщины-воины оказывались сильней мужчин!
– Лови!..
Кинула что-то в сторону Васи, он успел разглядеть ее маленькие смуглые ладони. Но поймал воображаемую тыкву, дивясь тому, как его мысль о давних подвигах алтайских женщин воплотилась в реальность.
Маша смеялась и была хороша. Черные глаза светились заносчиво и как-то по-детски счастливо.
Лицо почти без морщин, мореное той особой природной выдержкой, что держит до поры, а потом резко топит накопившимися годами. Подобной выдержкой каменеет древесина лиственницы, долго лежавшая в воде.
Алтайские женщины – не восточные женщины! Они упрямы и своевольны. Они никогда не знали рабства.
Небо подернулось сизой дымкой. Теперь легче было смотреть на яркое солнце.
По северным склонам гор пушистые сосны откидывали синие тени. Они резко выделялись на чистом снегу. Но чем ближе к вершине, тем становились они голубее и мутнее. А на самом гребне и вовсе терялись, сливаясь с белесым туманом.
Недалеко от магазина Вася встретил «Звездного мальчика» Сему, в костюме серебристого цвета и белой рубашке. Его сверстники пошли нынче в первый класс.
На улице зябко, дул сырой ветер, а Сема шел мелким шагом и будто не чувствовал холода, удивляя телесной закалкой, которая передавалась каким-то образом и его странной душе.
За несколько шагов Сема остановился, внимательно посмотрел на Васю, даже строго, будто застал врасплох:
– Дай денюшку, – протянул мальчик крепкую загорелую ладонь.
Вася подошел и погладил его по стриженой голове, ощутив пальцами влажные жесткие волосы.
– Да-ай! – громко повторил Сема с тревожной птичьей интонацией.
Алтайцы верят, что за потерявшего разум человека должны «дать выкуп» его родные. Отец Семы сидел в тюрьме, мать ездила недавно на свидание, вернулась беременной…
Вася хотел спросить, не холодно ли ему, но остерегся. А вдруг это удивит или расстроит
Светило солнце, но рядом с ним чувствовались сумерки. Смутно различались горы. Терялась улица, и как-то ненужно, даже опасно, словно битое стекло, блестели настороженные окна домов.
Вася порылся в кармане и вынул пятачок, с досадой на себя, оттого что не может проникнуть в странный мир мальчика.
Получив денюшку, Сема долго разглядывал монетку, клоня голову на бок с какой-то куриной внимательностью и высокомерностью. Странные потемки сгущались. Хотелось скорее пойти дальше. С суеверной опаской попытаться вникнуть в свое ощущение жизни: а нет ли пробоины и в моем разуме?
– Пойду я, – произнес Вася медленно и раздельно. – Надо корову искать… Корова ушла…
«Корову!» – эхом повторил Сема, радостно принимая знакомый звук.
Он отвернулся, глядя в сторону острова, и Вася быстро шагнул прочь, стыдясь и боясь того,
От яркого солнечного блеска снежные вершины отливали цветом слоновой кости. Кудлатый туман скапливался у подножий и медленно поднимался тонкими струйками по отрогам – всякий раз, когда наплывали на солнце тучи.
Вася почти догадался, где искать корову. Но решил не говорить пока даже жене. Потому что не сможет объяснить причину своей догадки.
В таком случае он шел к теще.