Ночные журавли

Кондратьевна сжала сухонькие кулачки, обдавая зятя каким-то звонким и ерзающим на редких зубах смехом:

– Борода, говорю, у твоего шайтана отрастет!

Таджики сидели у костра и ласково кивали издали хозяйке, прикладывая ладони к груди.

Она тоже стала кивать, провожая зятя до калитки.

И уж было вернулась обратно, но увидела у ручья чужих коней. Паслись в низинке на сочной травке.

– А-ну, гыть, воры! – крикнула старушка звонким фальцетом.

Даже таджики привстали, вытянув шеи.

Схватив прутик, Кондратьевна подбежала к лошадям, замахнулась, но отступила, все же побаивалась большого стреноженного мерина, неповоротливо отступающего к ручью. Почувствовав слабину, лошади остановились и даже потянули к старушке умные морды, вдыхая ноздрями сытный запах ее фартука.

– Ишь вы, гривы нагнули, окаянные!..

В голове зятя всплыло опять: умру, мол, все бульдозером сравняешь… Он даже глянул мельком на усадьбу тещи, представляя на миг голую поляну и тропинку, по которой теща ходила за водой к ручью. Нет! Осиротеет деревня!

Отойдя уже далеко от калитки, Вася остановился и оглянулся еще раз: Кондратьевна прислонилась к заборчику, опираясь на хлипкий прутик, и хитро смотрела ему вслед, будто знала его мысли!

Она знала деревню, как свою ладонь. И была ее частью – незаметной и неотъемлемой. Помнится весной было, он заменил стойку под перила: сделал второпях, из сырой талины. А осенью теща первой заметила – что под стойкой вылезли крючковатые грибы, затекала дождевая вода.

Кодратьевна и сама была похожа на опенок с крыльца: такой же тонкий, согнутый в коленке, в желтой пятнистой шапочке набекрень.

20

Небо опять изменилось. Белесая дымка сошла, будто бы скаталась белым войлоком в крученые облака. Жидкие валки растянулись с запада на восток.

Снежные вершины сияли ярче; их ледяное дыхание не доходило еще до деревни. Слинявшие холмы и расчесанные инеем земляничные поляны курились последней осенней теплотой.

На другом краю деревни, на южном склоне, огражденном от холодных ветров двумя отрогами, располагался колхозный сад.

Раньше здесь росли яблони коренастые и невысокие, чтобы легче было снимать урожай и обрезать ветки. Теперь одичавшие деревья поднялись вверх и вширь, образовав дикую рощу.

Коричневая мелюзга ранеток бросала жидкую тень на дикую поросль. Из земли торчали седые камни, словно молчаливые сторожа на дорожках, посыпанных когда-то речным песком.

Брошенный сад жил своей жизнью: культурные яблони высоко поднимали свои последние сладкие плоды. Так мальчишки дразнят собак, держа угощение на вытянутой руке: пес прыгает, но озорник задирает руку еще выше и выше, пока не достанется пальцам от острых зубов.

Выделялись сломанные ветви с сухими листьями.

Окрестная тайга душила сад, отвоевывая свою исконную землю: меж рядов зеленели молодые сосенки, желтыми куполами выглядывали рослые березы, раздвигая белыми локтями хлипкие яблоньки.

Странное чувство от диких яблонь. Ничейный сад – это еще можно понять. Но бывший сад – этого не должно быть, как бывшей жены у алтайца…

21

Вдруг в кустах алычи затрещали ветки. Вася увидел свою корову…

Она брела меж рядов яблонь. За ней бежали три желто-розовые свинки с темными полосами вдоль спины. Корова высоко задирала голову, обслюнявливая ноздрями красное яблочко, и оно скатывалось по верхней губе в открытую пасть.

Тигровые свинки заводили под захрясший лоб шустрые глазки и заранее повизгивали, опасаясь соседства тяжелых копыт. Корова дергала ветку – мелкие яблочки падали на землю, свинки накрывали их большими розовыми ушами и еще отталкивали друг дружку тощими задами.

Корова оказалась чужая…

Она ушла в глубь ряда, шелестя жухлыми листьями.

В саду всегда тихо.

Даже когда ветер гуляет по тайге, ветви яблонь остаются неподвижными. Словно берегут запах, наполняющий сад в любое время года. Особенно весною во время цветения: в чем только жизнь держится – полусухой, изломанный, – а вот обнесет ветви белым облаком, и будто оторвет от земли! И даже зимой розовый иней на ветвях пахнет медовой кислинкой.

Такой же запах у Нади.

Удивительно, как этот сад напоминал Васе его русскую жену! Она была для него такой же нечаянной, цветущей и вечно ожидающей чего-то…

22

Сквозь заросли ивы козья тропка привела его к деревенскому стадиону, с деревянной аркой и надписью «Старт».

Ворота заросли бурьяном.

В прошлые года Вася косил траву на футбольном поле; сено, конечно же, забирал. Ну и пошла деревня чесать языками: мол, пользуется властью. С того и бросил, а поле заросло!

Возле стадиона гуляли школьники с учительницей.

Завидев бывшего директора, дети издали здоровались с ним, пытаясь сказать хором, получилось нестройно, но радостно. Так весной, от порыва ветра, обильно сыплются на голову белые лепестки!

Мальчики шли впереди, будто с неохотой: слегка насуплены, ладони спрятали в рукавах курток не по размеру, во взгляде какая-то прохладца и в то же время растерянность.

Вася вглядывался в детские лица: лишь бы не от работы прятали руки! Вот подрастут, и сколь их уйдет из деревни, упрямых, ершистых! Сколько потеряется…