Читаем Ночы на Плябанскіх Млынах полностью

Адна са сьвечак замігцела ў апошнім жаданьні жыць – і згасла, ператварыўшыся ў брудную лужыну воску. Мокры вецер ударыў у шыбы, так што астатнія, яшчэ жывыя, агеньчыкі ірвануліся ўбок… Стары дом, стоячы па драўляныя калені ў сакавіцкай вадзе, зарыпеў, ціхутка загаласіў, нібы ў прадчуваньні сьмерці. Пяцёра людзей у ім змоўклі, туга адгукнулася ў іх сэрцах.

— Скончыцца паводка, сыдзем адсюль… І кожны з нас пойдзе ў свой бок, — прагаварыў Ной. – І, магчыма, ніколі мы больш не сустрэнемся, а можа быць, камусьці станецца лепш не сустракацца…

— Што ты такое гаворыш? – устрывожылася Дарота.

— Ён гаворыць праўду, — змрочна патлумачыў Беларэцкі. — Нам выпала жыць у часы пераменаў. А гэта, паводле кітайскай прымаўкі, найгоршы лёс. Ніхто яшчэ ня ведае, дзе варта быць, хто пераможа… Магчыма, нехта з вас будзе кіраваць дзяржавай… Нехта адап’е ад атрутнага кубку славы… А потым сустрэнемся ля адной сьцяны – у вышчарбінах ад куль… І, магчыма, у кагосьці ў руках будзе рэвальвер, а ў кагосьці – пустэча безнадзейнасьці.

— Ну, вы й нагаварылі тут, дзядзька Андрэй, — бесклапотна засьмяялася Зося. – Нават цмок спалохаўся… Пачакайце, мы яшчэ запросім вас на выставу Ноя…

— На якой будуць твае партрэты, Зося! Ты… ты дазволіш мне намаляваць цябе? — Ной глядзеў на дзяўчыну з такой трывогай і напружаньнем, нібыта яна, як дачка Жыжаля, зараз зварухне вейкамі, і агонь спаліць сэрцы.

— Малюй, што мне, шкада…— адказала Зося перабольшана абыякавым голасам. Але Ной не захацеў пачуць гэтай абыякавасьці і з удзячнасьцю дакрануўся да рукі прыгажуні – лёгка, як да аблачынкі… Але рука мастака здрыганулася, нібыта ён сапраўды дакрануўся да агню…

— А вось мае шляхетныя продкі малявальшчыкаў лічылі за дворню, — лена прамовіў Улад. — Праўда, відачынцаў ды блазнаў яны лічылі за яшчэ ніжэйшае саслоўе – як у Індыі каста недатыкальных. Так што я ў іх вачах – ізгой… Вылюдак… Моцныя людзі, уладары свайго часу ня любяць вымыслаў. Нядаўна вычытаў верш нейкага пачаткоўца Кудзелькі пад назвай “Скокі на могілках”:

“Годзе плакаць і вам над Рагнедаю,І, зірнуўшы ў мінулае, цяжка ўздыхаць…Новы дзень хай вам казку паведае,Чыю ў песьнях усхваліваць раць.”

Проста дзеля нас парада.

Ной скрывіўся.

—Ну, гэта толькі па юначай маладосьці можна рэкнуць… Гэты Кудзелька пад імем Міхась Чарот сам рамантычных вершаў панапісваў. І ніводнай уладзе ня прыйдзе ў галаву, скажам, заараць могілкі або пабудаваць на магілах тэатр.

— Мы яшчэ ня ведаем, на што здольная гэтая ўлада, – пан Беларэцкі падняў каўнер сурдута. Нібыта яму стала холадна. У шыбы зноў ударыў вецер, і дом затрашчэў, зашапталіся па ягоных вуглах цені, нібыта паветнік – страшная шасьцікрылая птушка – выявіў у гаспадарцы недагляд і цяпер грозіць нядбайнаму гаспадару. Улад таксама сьцепануўся, нібы ад сіверу.

— Партрэт свой ня кожнаму можна даверыць пісаць. Выявы, зробленыя асабліва старанна, могуць быць проста небясьпечнымі для сваіх арыгіналаў…

— Што ты выдумляеш? – азваўся Ной. – Партрэт Дарыяна Грэя ўспомніў?

Малады артыст адмоўна паківаў галавой.

— Ды не… Нават мой знаёмы скульптар распавядаў, што калі здымае з каго гіпсавую маску, дык асабліва чуйным асобам пасьля гэтай працэдуры дрэнна, нібыта пасьля крывіпушчаньня. Паспрабуй сфатаграфаваць або намаляваць індзейца або бедуіна – палічыць, што ты яго забіць хочаш… Вунь у мінулым стагоддзі вылавілі ў моры неверагодна гожую драўляную скульптуру, якая ўпрыгожвала калісьці нос карабля. На скульптуры знайшлі надпіс: “Аталанта”… Пакуль давезьлі да берагу – карабельны штурман застрэліўся ад каханьня да гэтага кавалка драўніны. Потым засіліўся наглядчык музею, у які яе зьмясьцілі… Кажуць, праседжваў перад Аталантай дні і ночы, вачэй не адрываючы… Я сам ведаю падобную гісторыю – ад бацькі.

Дарота паставіла перад Уладам новы кубак з гарбатай.

— Асьцярожна, кіпень. Ну вось, казала ж, не хапайся… Апёкся, як малы. Зараз табе, Ной, нальлю. А пакуль, Улад, распавядзі, калі ласка, сваю гісторыю. Мастацтва і містыка лепей, чым палітыка.

Улад ізноў дакрануўся да гарачага кубка кончыкамі пальцаў, памаўчаў…

— Ну што ж, магу распавесьці.


Гісторыя пра статую з сутарэньняў дома Ваньковічаў

Кожны мянчук ведае, хто такія Ваньковічы. Інсургенты, масоны, авантурысты – як толькі пра іх не трапалі языкамі нядобразычліўцы. Патрыёты, ваяры, паэты і мастакі – казалі прыхільнікі. Гадоў пяць таму, падчас беспрытульнага блуканьня ў тэатральна-эсэраўскіх марах, і мне, у ліку іншых бедакоў-беларусаў, давялося разжыцца капейчынай “Установы ўзаемнай дапамогі роду дваран Ваньковічаў”.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
Добро не оставляйте на потом
Добро не оставляйте на потом

Матильда, матриарх семьи Кабрелли, с юности была резкой и уверенной в себе. Но она никогда не рассказывала родным об истории своей матери. На закате жизни она понимает, что время пришло и история незаурядной женщины, какой была ее мать Доменика, не должна уйти в небытие…Доменика росла в прибрежном Виареджо, маленьком провинциальном городке, с детства она выделялась среди сверстников – свободолюбием, умом и желанием вырваться из традиционной канвы, уготованной для женщины. Выучившись на медсестру, она планирует связать свою жизнь с медициной. Но и ее планы, и жизнь всей Европы разрушены подступающей войной. Судьба Доменики окажется связана с Шотландией, с морским капитаном Джоном Мак-Викарсом, но сердце ее по-прежнему принадлежит Италии и любимому Виареджо.Удивительно насыщенный роман, в основе которого лежит реальная история, рассказывающий не только о жизни итальянской семьи, но и о судьбе британских итальянцев, которые во Вторую мировую войну оказались париями, отвергнутыми новой родиной.Семейная сага, исторический роман, пейзажи тосканского побережья и прекрасные герои – новый роман Адрианы Трижиани, автора «Жены башмачника», гарантирует настоящее погружение в удивительную, очень красивую и не самую обычную историю, охватывающую почти весь двадцатый век.

Адриана Трижиани

Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза
Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века