Ноги из глины

Дорфл поймал стрелу на лету. Протяжно застонал металл, и стрела превратилась в раскаленный стальной штырь с утолщением в том месте, где за нее схватился голем. Но Моркоу уже зашел ему за спину и откинул ему макушку.

Голем повернулся, размахнулся штырем, словно дубинкой, и тут у него в глазах угас свет.

– Вот она, – сказал Моркоу и поднял вверх пожелтевший свиток.

В конце Ничегоподобной улицы стояла виселица, где правонарушители – или, по крайней мере, люди, признанные таковыми, – некогда покачивались на ветру, воплощая собой торжество правосудия, а спустя некоторое время еще и превращаясь в наглядные пособия по базовой анатомии.

Когда-то родители приводили сюда своих детишек – чтобы наглядно показать им ужасающую и трагичную судьбу, которая ждет всех, кто осмелится преступить закон или просто окажется не в том месте не в то время. Дети смотрели на обезображенный остов, висящий на цепи, выслушивали суровые наставления, а потом (поскольку дело все-таки происходило в Анк-Морпорке) обычно восклицали: «Ух ты! Здорово!» – и приспосабливали труп под качели.

За минувшие годы город выработал менее зрелищные и более эффективные способы расправляться с теми, кого считал лишним, но ради соблюдения традиций на цепь повесили довольно правдоподобный деревянный манекен. Иногда какой-нибудь недалекий ворон пытался выклевать ему глаза и улетал с укороченным клювом.

Ваймс похромал к этому манекену, с трудом переводя дыхание.

Беглец мог к этому времени быть где угодно. Угасли даже те жалкие крохи дневного света, что просачивались сквозь туман.

Ваймс встал около виселицы, слушая ее скрип.

Ее специально соорудили так, чтобы она скрипела. И верно: какой толк от публичной демонстрации возмездия без зловещего скрипа? В более тучные годы даже нанимали старика, чтобы он с помощью веревки заставлял виселицу поскрипывать, но теперь за это отвечал механизм, который надо было заводить всего раз в месяц.

С искусственного тела капала вода.

– Ну ладно, не очень-то и хотелось, – проворчал Ваймс и развернулся, чтобы вернуться тем же путем, которым пришел.

Спустя десять секунд блужданий он обо что-то споткнулся.

Это был деревянный манекен, торчащий из канавы.

Когда Ваймс вернулся к виселице, на ней раскачивалась пустая цепь, позвякивая в тумане.

Сержант Колон постучал голему по груди. Раздался гулкий звук.

– Все равно что цветочный горшок, – сказал Шнобби. – Как же они ходят, если они, по сути, горшки горшками? Почему они не трескаются?

– И мозгов у них, как у горшков, – сказал Колон. – Слыхал я, был один голем в Щеботане, которому велели вырыть туннель, а потом забыли об этом и вспомнили только тогда, когда все вокруг залило, потому что он докопался до самой реки…

Моркоу развернул на столе свиток и положил рядом с ним бумажку, которую вынули изо рта у отца Трубчека.

– Он же теперь мертв? – спросил сержант Колон.

– Обезврежен, – ответил Моркоу, переводя взгляд с одного листка на другой.

– А, хорошо. У меня где-то в задней комнате была кувалда. Сейчас сбегаю…

– Не надо, – сказал Моркоу.

– Ты же видел, что он творил!

– Не думаю, что он мог бы взаправду меня ударить. Кажется, он просто хотел нас припугнуть.

– Ну, у него получилось!

– Посмотри-ка сюда, Фред.

Сержант Колон взглянул на стол.

– Письмена какие-то на чужом языке, – ответил он с таким видом, как будто эти строчки и в сравнение не шли со старыми добрыми письменами на родном языке, да еще и чесноком воняли.

– Ничего необычного не замечаешь?

– Ну… они как будто одинаковые, – предположил Колон.

– Вот этот свиток, что пожелтее, был в голове у Дорфла. Вот этот – во рту у отца Трубчека, – сказал Моркоу. – Совпадают до буквы.

– Но почему?

– Думаю, Дорфл написал эти слова и вложил их в рот отцу Трубчеку, когда бедный старик был уже мертв, – медленно ответил Моркоу, по-прежнему переводя взгляд с одного листка бумаги на другой.

– Тьфу ты. – Шнобби сплюнул. – Гадость-то какая…

– Нет, вы не понимаете, – сказал Моркоу. – Он их написал, потому что думал, что они сработают…

– В каком смысле сработают?

– Ну… вы же знаете, как делать искусственное дыхание? – спросил Моркоу. – Чтобы оказать первую помощь? Ты точно знаешь, Шнобби. Мы же с тобой вместе ходили на курсы в Языческую Ассоциацию Молодежи.

– Я пошел, только потому что ты сказал, что там бесплатно наливают чай и дают печенье, – угрюмо ответил Шнобби. – И вообще, манекен удрал, когда подошла моя очередь.

– В общем, так первая помощь и работает, – сказал Моркоу. – Мы хотим, чтобы люди задышали, и пытаемся вдохнуть в них немного воздуха…

Все они повернулись и посмотрели на голема.

– Но големы не дышат, – сказал Колон.

– Нет. Големы знают, что для жизни нужна одна-единственная вещь, – сказал Моркоу. – Слова в голове.

Все снова повернулись и уставились на слова.

Потом опять повернулись и посмотрели на недвижную статую, в которую превратился Дорфл.

– Аж мороз по коже. – Шнобби поежился. – Я так и почувствовал, как холодом потянуло! Как будто кто-то…

– Что тут творится? – спросил Ваймс, отряхивая камзол.

– …открыл дверь, – закончил Шнобби.

Прошло десять минут.