– Что за дела? Тут должно быть по меньшей мере двадцать пять долларов, – сказала она. – Шнобби только вчера взносы собирал…
Она перевернула банку. Оттуда выпал крошечный замусоленный окурок.
– Даже расписку не оставил? – грустно спросил Моркоу.
– Какую еще расписку? Это же Шнобби.
– Ах да. Точно.
В «Залатанном барабане» было очень тихо. Счастливый Час прошел почти без единой драки. Теперь все наблюдали наступление Несчастливого Часа.
Перед Шнобби высился частокол из кружек.
– Ну вот что… что… что толку-то мне с него? – вопросил он.
– Можешь его загнать кому-нибудь, – предложил Рон.
– И то верно, – согласился Колон. – Вокруг полным-полно богатеев, которые не пожалеют деньжат за титул. Ну те, у кого уже есть здоровенный особняк и все такое. Они бы все отдали за то, чтобы стать такими, как ты! Ну, благородными то есть.
Девятая пинта остановилась на полпути ко рту Шнобби.
– Да за это несколько тысяч долларов можно выручить, – живо подхватил Рон.
– А то и больше, – поддакнул Колон. – Вот увидишь, за твой титул еще передерутся.
– Если все как следует обстряпать, сможешь вообще тут же уйти на пенсию, – сказал Рон.
Кружка не двинулась с места. На бугристой равнине, которую представляло собой лицо Шнобби, развернулась настоящая битва между разными чувствами, и это намекало на то, что внутри кипели не менее ожесточенные бои.
– Обстряпать, говоришь? – наконец произнес он.
Сержант Колон качнулся в сторону. В голосе Шнобби прорезалось что-то такое, чего он раньше не слышал.
– И тогда ты станешь богатым простолюдином, как и хотел, – продолжил Рон, у которого было не так развито чутье на перемену атмосферы. – А эти чванливые болваны пускай себе грызутся за твой титул.
– Продать, значит, свое первородство за черепичную похлебку? К этому клонишь? – спросил Шнобби.
– За черевичную, – сказал сержант Колон.
– За чечевичную, – осторожно поправил какой-то зевака.
– Ха! Ну так вот что я тебе скажу, – раскачиваясь, произнес Шнобби. – Некоторые вещи не продаются. Ха-ха! Кто тащит… ик… деньги – похищает тлен…
– И то верно. Кошелек у тебя так истлел, что вот-вот развалится, – сказал кто-то.
–
– Что деньги? Были деньги, сп… сп… сплыли деньги…
Посетители обменялись недоуменными взглядами. Слышать такие рассуждения было непривычно – как если бы кто-то спросил: «Какой толк от спиртного?» или «Эй, подкинуть еще работы, да потяжелее?»
– Ну как что… – нерешительно произнес какой-то смельчак. – На деньги можно купить большой дом, наесться от пуза… и напиться… женщины, опять же…
– И что, это и нужно человеку для щ… для щ… для счастья? – спросил Шнобби, осоловело глядя перед собой.
Его собутыльники молча моргали. Шнобби завел их в метафизический лабиринт.
– Ну так я вам сам отвечу, – сказал Шнобби. Теперь он раскачивался так размеренно, что походил на перевернутый маятник. – Все это ничто, пустышка! По сравнению с гордостью за свою гиену… гинею…
– Гигиену? – подсказал Колон.
– Ну за дерево это! – выкрикнул Шнобби. – У меня есть это… гинелогическое дерево, предки и все такое, не то что у вас!
Сержант Колон поперхнулся пивом.
– У нас у всех есть предки, – негромко сказал трактирщик. – Иначе бы нас тут не было.
Шнобби перевел на него свой мутный взгляд и безуспешно попытался его сфокусировать.
– Так! – сказал он наконец. – Верно! Только… только у меня их больше, ясно вам? У меня в венах течет кровь самых что ни на есть королей, чтоб им пусто было!
– Это ненадолго, – произнес кто-то. Послышался смех, но в нем звучали угрожающие нотки, которые Колон давно научился различать и уважать. Этот смех напомнил ему о двух вещах: 1) ему оставалось всего шесть недель до отставки, 2) он уже давно не отлучался в уборную.
Шнобби порылся в карманах и извлек наружу потрепанный свиток.
– Видите? – спросил он и не без труда развернул его на стойке. – Видите? У меня и справка есть. Вот сюда смотрите! Тут написано «граф». Это я! Да вы бы могли меня прямо тут повесить!
– Могли бы, – сказал трактирщик, обводя взглядом толпу.
– В смысле, мой портрет! Переименовали бы это место в «Графа Анкского», а я б сюда приходил и каждый день надирался, как вам мыслишка? – спросил Шнобби. – Пробежит слушок, что тут выпивает граф, и посетители валом повалят. А за это ни пенса с вас ни возьму, ни самого малюсенького пенса! Народ будет говорить: «Вот это место – высший класс, а не какая-то рыгаловка, тут бывает сам лорд де Шноббс!»
Чья-то рука схватила Шнобби за горло. Колон не смог опознать ее владельца. Это был один из тех небритых, исполосованных шрамами выпивох, которые ближе к ночи начинают открывать бутылки зубами – чужими, если вечер особенно удался.
– Так что мы, недостаточно для тебя хороши, к этому ты клонишь? – спросил выпивоха.
Шнобби помахал свитком и открыл рот, из которого – Колон вдруг с ужасающей ясностью это понял – вот-вот должны было вырваться нечто вроде: «Убери от меня руки, презренный смерд!»