Ноги из глины

– А что насчет этой бумажки со словами, которую обнаружили во рту священника?

– Э-э… я считаю, сэр, что они считают, будто бы между мертвым человеком и живым нет никакой разницы. Просто мертвый человек где-то потерял свои шхемы. Я думаю, они не понимают, чем и как живут люди.

– Признаюсь честно, капитан, я этого тоже не понимаю.

Ваймс уставился в потухшие глаза голема. Верхушка головы Дорфла все еще была открыта, поэтому сквозь глазницы просачивался свет. Патрулируя улицы, Ваймс навидался всяких кошмаров, но этот замерший голем наводил на него дрожь. Казалось, вот сейчас глаза его загорятся, голем выпрямится во весь свой рост, шагнет вперед и вскинет вверх кулаки, больше похожие на молоты… И дело было вовсе не в разыгравшемся воображении. Эти истуканы источали немую угрозу. Поджидали удобного момента.

«Вот почему мы их так ненавидим, – подумал он. – Эти пустые глаза, наблюдающие за нами, эти огромные лица, поворачивающиеся нам вслед, – как будто големы все берут на заметку, запоминают имена. Поэтому, услышав, что в Щеботане или еще где-либо какой-то голем разбил чью-то голову, ты веришь этому сразу и безоговорочно».

И тут же внутренний голос, голос, который просыпался только по ночам или, как в прежние времена, где-то на полпути ко дну бутылки, с готовностью подхватил: «А если вспомнить о том, как мы их используем? Может, мы боимся, потому что заслуживаем кары?»

«Нет… за этими глазами ничего нет. Только глина и волшебные слова».

Ваймс пожал плечами.

– Я не далее как сегодня вечером гонялся за големом, – сказал он. – Он стоял на Бронзовом мосту. Проклятый голем… Слушай, у нас есть признание и иконография, снятая с глаза священника. Если ты не можешь противопоставить этому нечто более веское, чем… чем свои выводы и ощущения, мы его…

– …Мы его что, сэр? – уточнил Моркоу. – Мы не можем с ним ничего сделать. Он и так мертв.

– Обездвижен, ты хочешь сказать?

– Да, сэр. Можно изложить и так.

– Но если не Дорфл убил стариков, то кто?

– Не знаю, сэр. Однако мне кажется, что Дорфл это знает. Возможно, он видел убийцу.

– А могли ему приказать подставиться вместо убийцы?

– Могли, сэр. Или он сам решил кого-то выгородить.

– Кажется, кто-то только что утверждал, будто бы големы действуют исключительно по чьему-либо приказу. Кстати, куда подевалась Ангва?

– Она сказала, ей надо кое-что проверить, сэр, – отрапортовал Моркоу. – И еще, сэр… Вот это он держал в руке. Странно, не правда ли?

Моркоу протянул командору то, что уронил голем.

– Половинка спички?

– Големы не курят и не пользуются огнем, сэр. Зачем бы ему носить с собой спички?

– О! – саркастически воскликнул Ваймс. – Да это же Улика с большой буквы!

След Дорфла яркой линией выделялся на улице. Богатые запахи скотобойни наполняли ноздри Ангвы.

Маршрут шел зигзагами, но в нем наблюдалась некая тенденция. Как будто голем положил на город линейку, а далее сворачивал в первую же попавшуюся улицу, ведущую в нужном направлении.

Наконец Ангва очутилась в небольшом тупичке, в конце которого располагались ворота какого-то склада. Она принюхалась. Тут смешался целый сонм ароматов. Тесто. Краска. Жир. Сосновая смола. Резкие, сильные, свежие запахи. Она снова принюхалась. Ткань? Шерсть?

Много запутанных следов в грязи. Огромных следов.

Та часть Ангвы, которая всегда ходила на двух ногах, быстро определила, что следы, уводящие в обратном направлении, накладываются на следы, приведшие в тупичок. Ангва тщательно обнюхала все вокруг. Здесь побывали около двенадцати существ, каждое из которых принесло с собой запах определенного производства. И все эти существа спускались по лестнице в некий подвал. А потом поднимались по ней же обратно.

Ангва тоже спустилась по ступенькам, но там столкнулась с непреодолимым препятствием.

Дверь.

Когтями дверную ручку не повернешь.

Она засеменила наверх. Никого поблизости не было. Только туман повис между домами.

Она сосредоточилась и изменилась, после чего, прислонившись к стене, выждала, пока мир перестанет вращаться, и отворила дверь.

Это был большой подвал. Даже острое зрение вервольфа тут не спасло бы.

Ей пришлось остаться в человеческом обличье. Будучи человеком, она лучше соображала. Отвлекала только одна мысль, упорно долбящая в мозг: она, Ангва, сейчас абсолютно голая. А любой, обнаруживший у себя в подвале голую женщину, задаст ей соответствующий вопрос. Типа: «Не изволите ли?» Или вообще спрашивать не будет. С подобной ситуацией Ангва без труда справилась бы, но она предпочитала не рисковать. Потом очень тяжело объяснять, каким образом она умудрилась столь зверски искусать насильника.

Значит, время терять нельзя.

Стены были покрыты надписями. Большие буквы, маленькие буквы, но все до единой фразы написаны аккуратным почерком големов. Нанесенные мелом, краской, углем, а иногда просто процарапанные в камне фразы покрывали стены от пола до потолка, многократно пересекаясь и накладываясь друг на друга, так что прочесть их было практически невозможно. Только кое-где из всей этой мешанины можно было выхватить слово-другое: