Туманные облака кружились под ним в хороводе, и отсюда, с высоты шестого этажа, могло показаться, что сидишь на берегу холодного, залитого лунным светом моря. Иногда высокая башня или кусочек крыши показывались из тумана, но тишина стояла абсолютная – все звуки скрадывались мутной пеленой. Время перевалило за полночь.
Констебль Водослей смотрел на туман и думал о голубях.
У констебля Водослея было мало желаний, и почти все они касались голубей.
Группа темных личностей двигалась сквозь туман подобно Четырем Всадникам Абокралипсиса. Вернее, «двигалась» – это слишком сильно сказано. Она ковыляла, хромала и ехала на колесиках. У одного из ковыляющих на голове сидела утка, а поскольку, за исключением этой единственной черты, он был практически нормальным, его так и звали: Человек-Утка. Другой постоянно кашлял и отхаркивался, и его, соответственно, прозвали Генри-Гроб. Еще один, безногий, катился в маленькой тележке, но его почему-то величали Арнольдом Косым. А четвертого именовали Старикашкой Роном, и у него в домашних любимцах ходил Запах, забыть который было невозможно.
Еще Старикашка Рон вел на веревке рваноухого, пыльно-коричневого цвета двортерьера, хотя, говоря по правде, трудно было определить, кто кого вел. Периодически веревка натягивалась, раздавался гневный окрик: «Сидеть!», и кто-то один покорно исполнял приказ. Собаки-поводыри для слепых и даже для глухих – дело весьма распространенное, ими никого не удивишь, но во всей множественной вселенной Старикашка Рон являлся единственным счастливым хозяином пса разумного, трезвомыслящего.
Нищие, ведомые собакой, направлялись к темному проему под мостом Призрения, который они называли своим домом. По меньшей мере один из них называл его «домом», а остальные кто как: «Харк харк
Время от времени они передавали друг другу бутылку, к которой со вкусом прикладывались и после чего протяжно рыгали.
Пес вдруг остановился. Попрошайки, натыкаясь друг на друга, тоже остановились.
Им навстречу двигалось какое-то существо.
– О боги!
– Тьфу!
– Ух ты!
– Разрази их гром!
Попрошайки прижались к стене, пропуская прихрамывающее бледное существо. Оно держалось за собственные уши так, словно пыталось оторвать себя от земли, и периодически колотилось головой о стену, вдоль которой шло.
Затем существо неожиданно выдрало один из железных столбов, отделяющих набережную от реки, и принялось лупить им себя по голове. В конце концов железный брус не выдержал и разлетелся вдребезги.
Существо в ярости отбросило обломок, снова схватилось за голову, открыло рот, из которого полился красный свет, и заревело, как разъяренный бык. После чего развернулось и исчезло в темноте.
– Снова этот голем, – сказал Человек-Утка. – Белый.
– Хе-хе, иногда по утрам я так же себя чувствую, – хихикнул Арнольд Косой.
– Я все знаю о големах, – откликнулся Генри-Гроб, умело сплюнул и сбил жука, ползущего по стене в шести метрах от него. – Они ваще говорить не умеют, прикиньте.
– Разрази их гром, – авторитетно заявил Старикашка Рон. – Жим-жим крючок, та штуковина как шарах, и моллюск! Червяк на другой ноге! А то нет?!
– Он имеет в виду, это тот же самый голем, которого мы видели недавно, – сказал пес. – Ну, когда убили старого священника.
– Думаешь, стоит рассказать об этом кому-нибудь? – спросил Человек-Утка.
Пес покачал головой.
– Не-а, – ответил он. – У нас здесь классное место, не фиг его засвечивать.
Все пятеро продолжили свой путь в сырую тень.
– Ненавижу проклятых големов, они отбирают у нас работу…
– Какую работу? У нас же ее нет.
– Во-во, а я о чем?
– Что на ужин-то?
– Похлебка из старых башмаков.
– Десница тысячелетия и моллюск, говорю вам!
– Хорошо, что у меня есть голос, правда? Я могу говорить с вами.
– Тебе пора кормить свою утку.
– Какую утку?
Туман мерцал и шипел вокруг Пяти-Семидворья. Пылающие огни наполняли облака тумана красным заревом. Потоки расплавленного железа застывали в своих формах. Из мастерских доносился веселый стук молотов. Кузнечные работы управляются не часами, они следуют куда более важным законам расплавленного металла. Хотя была уже почти полночь, в «Плавильнях, Цехах и Кузнях Рукисилы» продолжалась работа.
В Анк-Морпорке фамилия Рукисила была достаточно распространена. В особенности среди гномов. Именно по этой простой причине Томас Кузнец и сменил свое имя, также назвавшись Рукисилой, – это было полезно для бизнеса. Ну а что до ухмыляющегося гнома с молотом в руках, который был изображен на вывеске, – так в том виновато излишне богатое воображение художника. Люди считали, что надпись «Сделано гномами» является свидетельством качества, и Томас Кузнец решил не спорить.