Ноги из глины

После нескольких неудачных попыток оба смогли, опираясь друг на друга, подняться.

– Г-г-где мы, Шнобби?

– Я помню, как мы ушли из «Барабана»… Слушай, а зачем я надел на голову простыню?

– Это туман, Шнобби.

– А что это за ноги внизу?

– Я думаю, это твои ноги, Шнобби. А у меня – мои.

– Правильно, правильно. У-у-у… Кажется, сержант, я слегка перебрал…

– Напился по-королевски, да?

Шнобби неуверенно потянулся к своему шлему. Кто-то нацепил на него бумажную корону. Под ухом он нащупал собачье дерьмо.

Распивочный день перешел в свою самую неприятную фазу, когда после нескольких отличных часов, проведенных в канаве, начинаешь ощущать приближение грядущего похмелья, а от того, что ты еще слегка пьян, становится только хуже.

– Сержант, а как мы сюда попали?

Колон почесал было затылок, но тут же опустил руку – грохот был неимоверным.

– Мне кажется… – сказал он, собирая разрозненные кусочки памяти, – мне… кажется… по-моему, мы что-то говорили о необходимости штурма дворца и предъявления твоих прав на трон…

Шнобби подавился самокруткой и закашлялся.

– Я надеюсь, мы не привели план в исполнение?

– Ты вопил, что мы непременно должны это сделать…

– О боги… – простонал Шнобби.

– А потом тебя вырвало.

– Да-да, я что-то такое чувствую во рту.

– В общем, ты облевал Хапугу Хоскинса. Он погнался за нами, но о кого-то споткнулся, и мы удрали.

Колон неожиданно хлопнул себе по карману.

– И у меня еще остались деньги, ну, те, что мы взяли из Копилки! – воскликнул он. Затем благостно-солнечный провал в памяти залатало очередное облако воспоминаний. – Пенса три где-то осталось…

– Три пенса?! – вскричал Шнобби, когда до него наконец дошел смысл последней фразы.

– Да, ну… после того как ты стал угощать весь трактир всякими дорогими коктейлями… в общем, у тебя-то денег не было, поэтому либо я платил, либо… – Колон провел ребром ладони по горлу и пояснил: – Вжик!

– Ты хочешь сказать, мы устроили в «Барабане» второй Счастливый час?

– Более чем счастливый и не совсем час, – с отчаянием в голосе откликнулся Колон. – Скорее, Сто Пятьдесят Минут Экстаза. До сих пор я и не подозревал, что джин может продаваться пинтами.

Шнобби попытался сфокусировать свое зрение на тумане.

– Никто не может пить джин пинтами, сержант.

– Именно это я тебе и твердил, но ты не слушал.

Шнобби принюхался.

– Мы рядом с рекой, – сказал он. – Давай попробуем…

Что-то зарычало, очень близко. Рык был низким и тяжелым, похожим на корабельный гудок. Подобные звуки могло издавать какое-нибудь привидение, шатающееся темной ночью по заброшенному замку. Рык не прекращался очень долго, но потом неожиданно оборвался.

– …Убраться отсюда как можно дальше, – быстро закончил Шнобби.

Рык произвел эффект одного холодного душа и двух пинт черного кофе.

Колон стремительно крутнулся на месте. Сейчас ему очень пригодилась бы прачечная.

– Откуда этот звук исходил?

– Оттуда… по-моему.

– А по-моему, оттуда!

В тумане все направления были одинаковы.

– Я думаю, – медленно сказал Колон, – нам стоит подать рапорт о происшедшем. И как можно скорее.

– Правильно, – кивнул Шнобби. – Куда бежим?

– Здесь важнее не куда, а от чего!

Огромные круглые уши констебля Водослея затрепетали от звука, пронесшегося по городу. Констебль медленно повернул голову, фиксируя высоту, направление и расстояние. Тщательно все запомнил.

Рык был слышен даже в штаб-квартире Стражи, правда – туман изрядно его приглушил.

Он проник в открытую голову голема Дорфла и завертелся эхом внутри, залезая в трещинки, наполняя глину отзвуками, пока не заплясали даже самые мелкие песчинки.

Пустые глаза таращились в стену. Никто не услышал ответного крика, что вырвался из мертвого черепа, ибо не было губ, с которых он мог сорваться, не было разума, который мог его породить, и тем не менее унесся в ночь отчаянный вопль:

– Глина от глины моей, не убий! Не умри!

Сэмюелю Ваймсу снились улики.

К уликам у него было язвительное отношение. Он инстинктивно не доверял им. Они все время мешались и препятствовали расследованию.

А еще он не доверял людям, которые, бросив на прохожего один-единственный взгляд, самоуверенно заявляли своему помощнику: «Увы, дражайший сэр, не могу сказать ничего особенного, кроме того, что этот человек – левша-каменщик, несколько лет плавал на торговых судах и недавно у него начались трудные времена». После чего следовали запутанные измышления о мозолях, манере держаться и состоянии ботинок, в то время как на самом деле все могло истолковываться совершенно иначе. К примеру, тот человек мог надеть одежду поплоше, потому как в настоящий момент у себя дома строил собственными руками (чем очень гордится) кирпичную площадку для барбекю, а татуировку получил однажды в молодости, когда был пьяный и семнадцатилетний[14]. И укачивало его разве что на мокром тротуаре. Сами посудите, какое высокомерие! Какое оскорбление для богатого и разнообразного человеческого опыта!