Ноготки

Наконец, под нажимом семьи и конечно не без участия будущей тещи – матери Люси-Милы, Червонный сдался и обещал объявить о помолвке, но с условием, что пройдет событие в узком кругу. Люся была на седьмом небе от счастья до тех самых пор, пока не узнала, что мечта ее жизни исполнится в «задрипанном» гостевом доме, в забытом богом месте и в окружении одних охотников и рыболовов. Вот такой сюрприз приготовил ей женишок.

Помолвка тогда сорвалась. И я была невольной свидетельницей этого. А возможно и катализатором.

Матвей Золотов сказал, что я чем-то похожа на Марианну. Он это отметил сразу, в день нашей первой встречи. И сразу заподозрил что-то неладное.

«У тебя ее глаза, – признался мужчина. – Но в них нет ее обреченности. В твоих глазах свет».

И тогда я рассказала ему о собственной трагедии. Призналась во всем, ничего не утаивая о той аварии, о предательстве мужа и подруги. И о дочери.

Он слушал, не перебивая и это было похоже на исповедь. Не знаю, но мне, почему-то, стало легче.

Уже на пороге тетушкиного дома я задала еще один важный для меня вопрос:

– Ты снова поссорился с братом, теперь из-за меня. Зачем ты это сделал? Зачем защищал? Потому что я так похожа на нее?

Спросила, и тут же пожалела, увидев, как в его глазах отразился укор. Он наклонился, близко, почти коснувшись губами моих губ, и тихо сказал:

– Неужели, госпожа Серебрянская вы так ничего и не поняли?

Уже лежа в постели, я все еще ощущала кожей то легкое прикосновение. Щеки пылали, но не от стыда, за свой неуместный вопрос, а от волнения. Горячий жар поднимался из груди и разливался по венам, учащая ритм сердца, а губы жаждали его поцелуя. И это была не страсть к мужчине в том понимании, как я привыкла ее называть. Это была любовь.

21

Утро выдалось каким-то тревожным.

Проснувшись, я не обнаружила дома любимую тетушку. На столе лежала записка: «Ушла на рынок». За окном, в саду, порывы ветра гнули к земле ветки деревьев. Небо заволокло свинцовыми тучами, вот-вот должен был начаться дождь.

Завтрак прошел в одиночестве.

Мысленно, раз за разом, я возвращалась во вчера, вспоминая наш ужин с Матвеем, и долгую прогулку у моря и…. опять ругала себя, задавая один и тот же вопрос:

«Ну, кто тянул тебя за язык!?».

Знаю, самобичевание – отвратительная черта и может привести к неприятным последствиям. Только всегда есть возможность обуздать своего внутреннего критика. И, в конце концов, что мешает мне просто взять и позвонить Матвею!?

Но, позвонить не удалось. Внезапно телефон ожил сам, на дисплее светился знакомый тетушкин номер.

– Теть Валь, опять нагрузилась полными сумками на рынке? – вместо приветствия, попеняла я родственнице.

Такое уже бывало не раз. Тетушка не знала меры в продуктах, когда хотела накормить чем-нибудь вкусненьким любимую племянницу. Но к моему удивлению услышала я совсем чужой голос:

– Бела! Это тетя Ава, ваша соседка.

Я знала эту женщину. Дом ее семьи, стоял чуть выше нашего, и соседствовал с садом Жанны. Но почему она звонит с тетушкиного телефона? Сердце сковало ледяным холодом, и нехорошее предчувствие замутило разум.

– Бела, с Валей плохо! – подтверждая мои опасения, сообщила соседка.

– Где она? Что с ней? – кричала я, требуя ответов. В такие моменты мы не принадлежим себе, когда вселенная сужается до одного единственного человека, очень значимого в твоей жизни.

Женщина взволнованно сообщила:

– Срочно приезжай на рынок, скорая уже едет!

Послышались гудки отбоя, и мне показалось, что мир вокруг застыл. Но звук старых часов, отбивающий секунды бегущего времени, вывел из состояния ступора.

Я не чувствовала дождя, хлеставшего по моим щекам. Я даже не видела земли под ногами. Страх лишиться родной крови, остаться в этом мире совершенно никому не нужной, гнал меня быстрее ветра.

Тетушку уже грузили в скорую.

– Вы кто? – грубоватый голос фельдшера пытался охолонить меня, пытавшуюся заскочить в неотложку вслед за носилками. Но я была уже рядом с тетушкой.

– Тетя Валечка, что с тобой?

– Подозреваю острый инфаркт, – ответил за нее медицинский работник, молодой веснушчатый парень, наконец-то признавший во мне близкую родственницу пациентки. – Везу ее в район.

– Я с вами!

Фельдшер пожал плечами, принимая мое решение.

– Она в сознании, – сообщил он. – Говорите с ней, но не тревожьте.

Значит надо взять себя в руки! – дала я себе команду и вытерла слезы.

Тетя приоткрыла глаза. Узнала. Ее рука потянулась ко мне, а непослушные губы прошептали:

– Беллочка….

– Я здесь, здесь. Я с тобой.

Наши пальцы переплелись, сжались.

– Сумка с продуктами, – простонала она. – Осталась там.

– Ава все унесет домой, не переживай, – пыталась успокоить я ее.

– Хорошо, – она улыбнулась, но вышло не очень.

– Не думай об этом, – мне еле удалось сдержать набежавшую слезу. – Сейчас главное – твое здоровье.

– Да что со мной будет! – тетушка махнула ладонью. – А вот продукты могут испортиться. Сегодня немного отлежусь, а завтра приготовлю тебе мясо по-французски, как ты любишь.

Ее забота обо мне, несмотря на собственное положение, трогала. У меня даже чуть отлегло от сердца: может все обойдется.