Ноябрьский дождь

   Вот какого черта он полез на этого гада?! Ведь сидел же смирно. И вдруг подскочил да подставился. Дурак... Болван! Кретин! Нашел время умирать...

   Эрика мысленно осеклась, глянув на Кимико. Не время сейчас злиться, особенно на покойника. Куда важнее другое: теперь захватчики объявили о своих целях перед залом и всем миром. Закончив с формальностями, Ясфир пояснил, что взрывчатки у них достаточно, чтобы сравнять театральный центр с землей. Оно, впрочем, и так было ясно. Только вот как-то бредово получалось: террористы отовсюду, да еще с требованиями, которых никто не сможет выполнить. Андерсен, в отличие от впавших в истерику соседей, требовавших по телефону "Пусть сделают то, что требуют!!!", понимала: требования террористов нереальны. Чисто физически, а уж о политической тяжести и говорить не приходилось. Неужто захватчики этого не понимали? Они что, все фанатики без мозгов? Ну, женщины-то точно.

   Пока она думала, Инори продолжала беззвучно плакать. Эрика уже начинала чувствовать, как сыреют джинсы, обильно орошаемые слезами. Но новая подруга все никак не успокаивалась.

   - Эрика-сан... - неожиданно донеслось из-под покрасневших ладошек.

   - Что такое? - со слегка испуганной осторожностью спросила она.

   - Прости меня, Эрика-тян...

   - З-за что? - она и правда ничего не поняла.

   - Это я вас сюда привела... - громко шмыгая носом, сказала из-под ладоней Инори. - Тебя и... и Чики-ку-уна...

   И снова хрупкие плечи японки затряслись в беззвучных рыданиях.

   Вот тут-то и явилось девушкам виденье, которое один замечательный русский поэт назвал бы" гением чистой красоты". К счастью для них, это виденье было совсем не мимолетным. Оно имело облик подсевшей ближе женщины. Даже не женщины, а, скорее, девушки - выглядела она молодо. Как и должна была выглядеть актриса. А актрисой эта девушка, несомненно, и являлась, поскольку облачена была в сценический костюм. Миловидное европейское лицо было бледным, но не отмеченным печатью надломленного страха, что виднелась на физиономиях прочих окружающих. Темно-каштановые волосы незнакомки были подстрижены под каре, орехового цвета глаза смотрели на Кимико. Та продолжала плакать, лежа на коленях у Эрики. Судя по всему, этот плач и привлек актрису. Перегнувшись через спинку кресла и чуть свесившись на передний ряд, она погладила Инори по спине.

   - Ну, маленькая, не реви. Что ты, в самом деле...

   От незнакомого прикосновения Кимико вздрогнула. Отняв, наконец, заплаканное личико от ладоней, перемазавшаяся макияжем девушка посмотрела на новую соседку. И, в отличие от Эрики, сразу почувствовала в ней нечто. Нечто необыкновенное, заставившее даже сейчас шелохнуться в груди чему-то. Незнакомка была красива. Нет, не кукольно-гримированной актерской красотой, каковую часто почитают за идеал. Она была просто красива. Правильные мягкие черты лица, очень удачно обрамленного прической. Затянутая в костюм фигура тех пропорций, что обожают мужчины со вкусом. И глаза. Ее ореховые глаза не были полны страха. В них была тревога, но скотского, овечьего страха не было. Вместо него девушка увидела ласку. Настоящую материнскую ласку. Совершенно незнакомая женщина смотрела на нее, как на собственную дочь. Только в острейшие моменты пограничных ситуаций в человеческой жизни подобные чувства воспринимаются так остро. Именно эта деталь, эта ласка, заставила Инори прекратить плакать. А незнакомка протянула руку уже к ее лицу и принялась оттирать размазанный макияж.

   - Не плакай, - сказала она, и почему-то это искажение слова "плачь" показалось Кимико очень милым. - Чего реветь-то? Нечего.

   И протянула крохотный белый платочек. Эрика с легкой долей подозрительности наблюдала за тем, как Инори покорно берет белоснежную тряпочку и принимается вытирать испачканное лицо. Успокаивающе воздействие незнакомки заставляло почти аплодировать.

   - У меня сыну пятый год, - поймав ее удивленный взгляд, сказала женщина. - Тут волей-неволей научишься без слов слезы останавливать.

   - Сурово, - только и сказала Эрика.

   - Это жизнь, - незнакомка напряженно улыбнулась. - Хорошо хоть, Алекса сегодня тут нет.

   - Да уж... - протянула Эрика, глядя, как Инори, всхлипывая, вытирается платком. - А вы...

   - Я певица, - снова угадала ее мысли новая знакомая. - Пою в рок-опере.

   - Ага, угу... - откровенно не зная, что бы еще такое сказать, Андерсен замялась. - В общем, это... Спасибо.

   - Да не за что.

   - Спасибо.

   Эрика скосила взгляд на Инори, что вдруг подала голос. Скосила и обомлела.

   Кимико удалось оттереть все остатки слез и размазанной косметики с лица. А вместе с ними, как оказалось, и следы пережитого потрясения, вызвавшего рыдания. Девушка протягивала актрисе ее потемневший платок и... улыбалась. Восковой бледности лицо, припухшие глаза - и улыбка, точно такая же, как несколько часов назад, в кафе, когда они с Эрикой болтали о совершеннейшей ерунде. На виске у Кимико судорожно дрожала жилка, а на губах...

   Нет, это просто невозможно! Эрика несколько раз моргнула. Инори все-таки улыбалась, ей не показалось.