Гранаты! Ну конечно, гранаты! Судорожно метавшиеся мысли террориста нашли, наконец, верное решение сюрреалистической проблемы. Они его точно порвут. Пусть и не убьют, может быть! Рука Аржбы метнулась к поясу, где были закреплены смертоносные снаряды.
Как выяснилось, неубиваемый толстяк шел на них не просто так, а с оружием. Автомат он сменил на пистолет "Беретта" и сейчас, когда спохватившийся террорист потянулся за гранатой, вскинул пробитую пулей руку. Всего один выстрел.
Пуля вошла аккурат в левый глаз Аржбы, не успевшего даже убрать голову за угол. Сомкнувшаяся было на теле гранаты рука, способная легким движением сорвать ее с пояса уже без чеки, криво дернулась мимо, бессильно уткнувшись в здоровое плечо Джамаля. Ноги непроизвольно шагнули вперед, а корпус подался назад, и террорист, едва не завертевшись волчком, повалился на пол позади раненого подельника. Тот, в ужасе и озлоблении оскалив зубы, все еще стрелял из автомата. Пошатнувшись от очередной очереди, толстяк проворно сместил прицел и выстрелил снова.
- А-а-а!!! - позабыв о столь необходимой настоящему мужчине невозмутимости, заорал Джамаль, когда ударившая в предплечье пуля лишила его второй руки. Уронив умолкшее оружие, он повалился на спину, стукнувшись затылком о филейную часть покойного Аржбы, и принялся оглушительно выть.
Не обращая ни малейшего внимания на стенания обезрученного противника, истекающий кровью толстяк шагнул к стене, у которой скрючился убитый Омар. Пока он разворачивал труп удобнее и что-то искал, катающийся по полу и орущий Джамаль сквозь пелену чудовищной боли и страшнейшего унижения сумел разглядеть, как разглаживается бесформенное месиво, созданное пулями их автоматов на месте живота незнакомца. Ужасные раны заживали. Да, заживали прямо на глазах, демонстрируя совершенно здоровую кожу вместо клочьев. Если бы у террориста была возможность приглядеться получше, он разглядел бы даже заново отросшие волоски. Но, во-первых, у раненого в обе руки были более насущные проблемы в данный момент, а во-вторых, одежда толстяка тоже странным образом приходила в порядок. На место измочаленных тряпок вдруг принялась наползать чистая белая материя рубашки, которая словно бы сама себя ткала, вторгаясь на территорию прорех дюжинами отдельных нитей. Обгрызенный с одной стороны черный пиджак в мгновение ока вернул себе прежний презентабельный вид. Развернувшийся к ним с трупом Аржбы мужчина небрежным движением руки сбросил на грудь галстук, что до этого покоился закинутым на плечо.
- Ты-ы-ы... - простонал ошеломленный Джамаль, в котором даже чуть утихла боль. - Ты-ы-ы... Трикстер!
- А ты образованный, - хмыкнул Сэм, разглядывая переставшего дергаться и замершего в ужасе раненого террориста. - У кого рация?
- У м-меня-а-а-а!!! - простонал Джамаль, сорвавшись под конец на крик, когда утихшая из-за шока боль вернулась с полной силой.
- Вижу-вижу, - Ватанабэ поспешно нагнулся и извлек из нагрудного кармана раненого портативное переговорное устройство. - Экий антиквариат.
Распрямившись, толстяк лениво, словно отмахиваясь, навел пистолет в лицо Джамалю и спустил курок. Перед глазами террориста расцвел огромный красный цветок, и мира не стало.
От дверей служебного помещения с автоматом наготове уже осторожно двигалась Канзаки. Добравшись до угла, она успела разглядеть последние штрихи восстановления непробиваемой фигуры Сэма Ватанабэ. Красные пятна на рубашке окончательно исчезли, впитавшись в белоснежную ткань, а сам толстяк, сунув пистолет в карман, деловито поправлял свободной рукой галстук.
- И что это было? - нутряным голосом спросила Мегуми.
- Немножко поиграл в Арнольда Шварценеггера, - переместив пистолет из кармана за пояс, ответствовал Сэм.
- Игры у тебя... - тяжело выдыхая воздух и напряжение, проворчала она. - Такое только в аниме увидишь...
- Голливуд раньше додумался снимать трэш, - Ватанабэ глянул вглубь главного коридора. На помощь убитым никто не спешил. Как он и думал. - Давай-ка пойдем отсюда подальше.
- Возражений по этому поводу и не жди, - девушка первой шагнула вперед.
Глава 3: Подхлестни мое сердце
Артуру Хендриксу хотелось удивленно присвистнуть, чего он не сделал исключительно потому, что приучил себя не издавать лишних звуков даже во сне.