Noir

Я быстро пересказал всё, что помню из последних дней, закончив побегом из полицейского участка сразу по выходе из состояния «ложной смерти». Конечно, изменения в моём организме были государственной и военной тайной, вот только Дюран и сам прошёл через подобное, а Бовуа видел слишком много. Да и вряд ли кто-то сумеет повторить нечто, хотя бы отдалённо похожее на эксперименты над нами.

— Эльфийский стиль, — кивнул мой бывший взводный. — Они считают нас безмозглыми лысыми обезьянами, не способными противостоять их разведке. Может быть, когда-то давным-давно это и было так, но теперь всё изменилось. Ты явно узнал нечто важное, раз с тобой поступили так грубо. Подставили, кстати, дважды. Ещё одна женщина найдена зарезанной тем же самым ножом, и в её комнате отыскали твоё удостоверение детектива агентства «Континенталь». Робишо рвёт и мечет, подключил к делу лучшие кадры, так что скажи спасибо Бовуа, что спрятал тебя здесь. К нему ни полиция, ни твои бывшие коллеги точно не сунутся.

Слух резануло словосочетание «бывшие коллеги», но я нашёл в себе силы отсалютовать чернокожему хунгану — или бокору — стаканом с бурбоном. Бовуа ответил тем же жестом.

— Ты сумеешь вернуть мне память? — спросил я у Бовуа, но тот в ответ лишь покачал головой.

— Колдун, работавший над тобой, слишком силён для меня. Я только краем глаза глянул на драку лоа, и видишь, что случилось. — Он сдвинул оправу на переносицу и подался вперёд, оттянув нижнее веко — левый глаз чернокожего был покрыт тонкой сеточкой лопнувших сосудов. Что интересно, когда он носил очки без линз, я этого не замечал. — Если сунусь дальше, у меня голова разлетится на куски, как перезрелый арбуз.

Он откинулся обратно и сделал большой глоток бурбона. Наверное, чтобы отогнать неприятные мысли о разлетающейся на куски голове.

— Но в «Беззаботном городе» есть люди сильнее тебя, верно?

Вопрос был на грани бестактности, но я ещё сутки назад валялся в состоянии «ложной смерти», а это не добавляет такта.

— Есть, — кивнул Бовуа, — но никто не возьмётся за тебя. Всем жить хочется. Поверь, я не самый слабый бокор в «Беззаботном городе», тех, кто сильнее меня, можно пересчитать по пальцам одной руки. Чтобы справиться с изменёнными лоа в твоей голове, надо ехать на нашу родину, только там живут по-настоящему могучие хунганы.

— Одного можно найти и здесь, — вступил в разговор Дюран.

— Если ты про Папу Дока, — сказал на это Бовуа, — то не стоит и пытаться. Он просто не станет иметь с тобой дело. Ему ни до кого дела нет.

— Но ты можешь устроить нам встречу? — спросил я у Бовуа.

Тот в ответ рассмеялся. Не удержался и Дюран, хохоча во всё горло, будто конь. Сходство усиливали его крепкие белые зубы. Я же чувствовал себя клоуном, который не смешно пошутил, но все вдруг расхохотались, смеясь не над шуткой, а надо мной.

— Извини, — утерев выступившие на глазах слёзы, сказал Дюран, — ты просто не знаком с нашими мифами. Папа Док, он же Тонтон Макут — Дядюшка Джутовый Мешок. Это очень сильный лоа, который приходит за непослушными детьми и сует их в этот самый джутовый мешок, чтобы потом съесть в своей пещере. Родители обещают расшалившимся чадам встречу с Папой Доком, если старая добрая порка уже не помогает.

— А если серьёзно, — решил я не обращать внимания на то, что сел в лужу по собственному невежеству в мифологии Чёрного континента.

— Папа Док, в миру Мбайе Дювалье, был одним из конкурентов моего отца, поддерживал революционные настроения и борьбу против Розалии, но проиграл ему и был вынужден бежать в Аурелию, — объяснил Дюран. — Сейчас он поселился в Солёном Байю, на одной из заброшенных вил.

Солёное Байю, до войны и превращения Марния из города в урб известный как Байю Парадиз, раньше был элитным приморским районом. Селились там преимущественно аристократы и скоробогачи, желающие жить поближе к морю. Земля там стоила невероятных денег, а дома, если кто-то выставлял их на продажу, улетали в считанные минуты, причём за такие суммы, что умом тронуться можно. За престиж всегда готовы платить очень и очень много. Однако всё изменилось во время войны, когда этот район оказался за стенами урба. К тому же из-за сражений в море и падения летающей крепости лигистов неподалёку от гавани Марния течения в океане изменились и почва в Байю Парадиз начала засаливаться, уровень воды быстро рос, пока весь район не превратился в форменное солевое болото. Жить там стало попросту невозможно, и земля с особняками, ещё недавно стоившими астрономические суммы, оказалась никому не нужна. Теперь этот район звали не иначе как Солёным Байю, и если верить властям урба, там никто не жил.

— Как он выживает там? — удивился я. — Даже если треть того, что болтают про Солёное Байю, правда, одному там не пережить и дня.