Ноктэ (ЛП)

Я вижу кого-то, распростёртого на песке, кого-то, накрытого простынёй.

Я спокойно иду в сторону этого «кого-то», поскольку, хотя это и автомобиль Финна, это не может быть он. Не может быть, потому что Финн мой близнец и потому что я не почувствовала, что это произошло. Я бы знала, так ведь?

Деэр зовёт меня сквозь густой туман, но я не отвечаю.

Я делаю шаг.

Потом ещё один.

Потом ещё.

А затем я опускаюсь на колени на песок возле простыни.

Мои пальцы дрожат.

Сердце трепещет.

И я отдёргиваю белую ткань.

Он одет в джинсы и рубашку на пуговицах — одежду для концерта. Он бледный, он худой, он длинный. Он хрупкий, он холодный, он мёртвый.

Он — это Финн.

Я не могу дышать, держа его влажную руку, склоняясь над ним и плача, пытаясь дышать и говорить.

Совсем не похоже, что он попал в аварию. У него синяк на лбу, и на этом всё. Просто он такой бледный, очень-очень бледный.

— Пожалуйста, — умоляю его. — Нет. Не сегодня. Нет.

Я раскачиваюсь и чувствую на себе чьи-то руки, но стряхиваю их, потому что это же Финн. А мы — Калла и Финн. Он — часть меня, а я — часть его, и это не может происходить на самом деле.

Я так сильно плачу, что начинает болеть в груди, а в горле саднить, и я задыхаюсь.

— Я люблю тебя, — говорю ему, когда снова обретаю способность дышать. — Прости, что меня не было с тобой рядом. Прости, что не смогла спасти тебя. Прости. Прости.

Я всё ещё плачу, когда чьи-то большие руки обхватывают мои плечи и приподнимают с земли, привлекая в сильные объятия.

— Тише, Калла, — бормочет папа. — Всё будет хорошо. Он знал, что ты любила его.

— Знал? — резко спрашиваю я, отстраняясь, чтобы посмотреть на отца. — Финн хотел, чтобы я поехала с ним, а я заставила его идти одного. А теперь он мёртв. Я позвонила маме, и они оба мертвы.

Папа снова привлекает меня в свои объятия и похлопывает по спине с нежностью, о существовании которой я даже не подозревала.

— Это не твоя вина, — говорит он между моими рыданиями. — Он знал, что ты любила его, милая. Все знали. И твоя мама тоже.

Мама. Я подавляю очередной всхлип.

Этого не может происходить.

Этого не может происходить.

Это не моя жизнь.

Я стряхиваю отцовские руки и безжизненно плетусь обратно по тропинкам, мимо спасателей, мимо полиции, мимо всех, чей пристальный взгляд провожает меня. Я иду прямиком в комнату Финна и падаю на его кровать.

Краешком глаза я замечаю его дневник.

Я беру его, читаю знакомый почерк, написанный руками, которые я так люблю.

Serva me, serva bo te.

Спаси меня, и я спасу тебя.

Хорошо.

Хорошо, Финн.