— Это так странно, — задумчиво размышляю я. — Я всё время думала, что Финн пытается убедить меня сходить на кладбище, чтобы попрощаться с мамой. Но в действительности это мой собственный разум пытался заставить меня увидеть реальность, не так ли?
Деэр смотрит на меня с сочувствием.
— Не знаю. Может быть.
— Мне нужно попрощаться с ними обоими, — говорю ему. — Но сегодня я не могу. Мне нужна хотя бы минута, чтобы всё обдумать.
— Бери столько времени, сколько нужно, — понимающе говорит Деэр. — Не спеши. Мы будем двигаться так медленно, как ты захочешь.
Он притягивает меня к себе, и я прижимаюсь лбом к его груди, а он поглаживает меня по спине.
Мои ладони горят, и я отстраняюсь, рассматривая их.
На них волдыри, красноватые и шелушащиеся, уже на стадии заживления. Я даже не замечала их до сих пор, хотя очевидно, что они у меня уже давно.
— Ты колола дрова, — поясняет Деэр, и я съёживаюсь. Съёживаюсь, ведь я знаю
— Это была работа Финна, — вслух произношу я. — Должно быть… я считала себя Финном. И что папе понадобятся дрова, когда мы уедем в колледж.
Деэр согласно кивает, и я до сих пор не могу понять, почему он остался со мной. В моей голове полнейший сумбур.
— Как будто мой разум был канатом, который распадался и распускался, пока не остался висеть лишь на одном волоске.
Деэр качает головой и снова привлекает меня к себе.
— Тебе нужно было время, чтобы осознать случившееся. Вот и всё.
— Я всё ещё не готова. — Мой голос срывается при мысли о том, что мне придётся жить дальше без Финна.
— Я знаю.
Проходит ещё четыре дня, прежде чем я снова поднимаю эту тему. Четыре дня отец с Деэром наблюдают за мной, ища признаки, что я тронулась умом; четыре дня дождя, сна и тишины.
Четыре дня траура.
Четыре дня это висело надо мной, пока однажды утром я не дошла до предела.
— Я должна сделать это сегодня, — решаю я за завтраком. Деэр тут же поднимается.
— Хорошо.
По дороге на кладбище я еду на заднем сиденье его байка, прижавшись лицом к его сильной спине. Я закрываю глаза и вдыхаю свежий воздух, впитывая солнечный свет, ощущая тепло.
Тепло = Жизнь.
Мы останавливаемся возле ворот, и Деэр заглушает мотор в знак уважения к священному месту захоронения.
— Так странно, — говорю я ему, пока мы бредём по ухоженной территории, обходя надгробные камни. — Я помнила мамины похороны, но совсем ничего о похоронах Финна. Они проходили одновременно, но мой разум заблокировал всё, что связано с Финном. Но теперь я вспомнила. Ты был там. Я видела. Ты стоял позади всех.
Деэр сжимает мою руку, и мы направляемся прямо в конец кладбища, прямиком к белым мраморным надгробиям, расчерчивающим границы земли.
Сначала я смотрю на мамин камень, поскольку хоть это и мучительно, но всё же проще.
Лаура Прайс. Опускаясь на колени, я прослеживаю пальцем контуры её имени.
— Прости, мам, — шепчу я. — Мне очень жаль, что я позвонила. Мне так жаль, что ты ответила. Пожалуйста, прости меня. Я люблю тебя. Я люблю тебя.
Я оставляю на пальцах поцелуй и прижимаю их к камню, а потом делаю самое трудное, что мне когда-либо приходилось делать.
Я поворачиваюсь и прощаюсь с братом.
Моим Финном.
Мемориальный камень Финна белый и светится в лучах послеполуденного солнца. Надпись на нём вызывает у меня слёзы, потому что я сразу же узнаю её… она очень похожа на ту, что вырезал Марк Твен на надгробии своей дочери.
Слова на камне Финна размываются, когда на глаза снова наворачиваются слёзы, а может, они и не переставали идти.
Я плачу по тысяче причин, и одна из них — мой папа. Должно быть, он всё же обращал на меня внимание все эти годы, потому что однажды я поделилась с ним, какой душераздирающей и прекрасной мне кажется эта эпитафия. И когда пришло время выбирать надгробный камень для Финна, я не была в состоянии помочь.
Но папа помнил, и это прекрасно.
Это именно то, что выбрала бы для брата я.
Я опускаюсь на землю, не заботясь о том, что она грязная и мокрая, и провожу пальцами по строчкам.
Он
— Я скучаю по тебе, — шепчу я. — Боже, я так по тебе скучаю.
Я припадаю к прохладному мрамору и говорю с братом. Я разговариваю с ним так, будто он сидит прямо здесь рядом со мной. Я рассказываю ему об отце, Деэре и своём душевном расстройстве.
— Как видишь, я тоже сумасшедшая, — говорю ему. — А я всегда считала, что должна беспокоиться о
Чувствую, как Деэр вздыхает позади меня, потому что знаю: он хочет мне сказать, что я не сумасшедшая, но не прерывает. Деэр просто стоит в стороне и даёт мне сделать то, что необходимо.