Ноль часов по московскому времени. Новелла I

Мы выезжаем на окружную, отсюда минут пять всего до поворота на кладбище. Теперь мне не надо следить за дорогой, сообщаю по рации, что у нас всё нормально, и повторяю инструкцию девушке:

— Не волноваться, вы для них не объект. Но не рассматривать лицо или лица. Мальчика с ними сразу не будет. Могут, и скорее всего, забрав деньги, минут пятнадцать «помариновать». Потом либо укажут, куда пройти за мальчиком, либо — где он находится за пределами кладбища, такой вариант реальней. В любом случае спокойно возвращаться на главную аллею к нам.

Передаю ей целлофановый прозрачный пакет, в нем меньший черного цвета с денежной пачкой — тоже для их наблюдателей, и не сомневаюсь почти, что на кладбище они будут.

Вон уже поворот.

Но до него сообщение: «кавказ» едет вслед за нами.

На вопросительный Лешин взгляд я просто пожимаю плечами.

Не могут же они вести ребенка? Его не было в доме, а если бы прятали на участке, собака наверняка бы нашла.

Подъезжаем.

Я поглядываю на припаркованные вдоль дороги машины — не исключено, ребенок в одной из них.

Машин довольно много.

Леша подъезжает совсем к воротам, паркуется где не положено, но мы на «милицейской».

Вылезаем… но как-то до странного медленно.

И тяжеловато дышится.

У меня вылетает само собой:

— Ну-ка собрались! Всё будет нормально!

И почему-то действует.

Принимаемся энергично вышагивать, главная аллея начинается почти от ворот.

Я по ней хожу несколько раз в год, посещая могилу матери, — обстановка вполне знакомая. В будний день, как сегодня, тут не многолюдно. Могилы уходят вправо и влево от аллеи в глубину, оттуда нас хорошо видно, а нам крутить головами не следует. Вон кто-то на своем участке сметает листья, а там двое рабочих мастерят что-то с оградой. Надеть спецовку и выглядеть как местная служба преступники тоже могут. Впрочем, что толку занимать себя подобными мыслями.

Приближаемся к повороту на первую боковую аллею, которая не наша, потому что наша последняя третья.

Чего этот «кавказ» прёт за нами?

Теперь мы отключены от связи — противная во всём беспомощность.

Идем молча.

Лешка, докурив сигарету, снова вытащил пачку.

При быстрой ходьбе не холодно, и даже — бзить — девушка спускает до половины молнию на теплой куртке.

Пока не холодно.

Шальная мысль — и чего я не взял из дома фляжечку коньяка?

И вообще дурак — мог под форменную рубашку тонкий свитерок надеть, у меня ведь есть такой подходящий.

Вторая налево аллея.

Проходим мимо.

И вон там, впереди, уже поворот на третью.

— Держитесь очень спокойно.

Мне только шумно выдохнули в ответ.

А еще дальше третьей аллеи невысокий забор из бетонных плит и обширный лесной массив.

«Ищи-свищи», — проносится у меня в голове.

Хотя преступник с деньгами может просто пройти задними рядами, выйти почти у ворот… вот какой-то в рабочей спецовке с ведром — почему не один из них?

Доходим до нужного поворота и останавливаемся.

Девушка достает маршрутную бумажку для дальнейшего своего движения, в другой руке у нее пакет, слова от нас — «нормально», «спокойно»…

Мы смотрим тревожно ей вслед.

Лешка с ненужной силой затаптывает в канавку окурок.

— Перестрелять бы их всех! Дим, ну куда страна катится?

Страна тогда действительно катилась, и с устрашающим ускорением. Страна, впрочем, лишь территория с определенным материально-вещественным составом, а главное — люди. И можно теперь определенно сказать: исторически выведенный тип человека в России оказался нежизнеспособным — стал вместе с социализмом разваливаться и приобретать облик чего-то пещерно-доисторического. А потому что это совершенно искусственно выведенный тип. Взглянем теперь попристальнее на первое его слагаемое.

Аскетизм, точнее — такая интенция, наблюдалась у разных народов во все времена: культивировалась в античном мире у стоиков, активно присутствовала в буддизме, в иудаизме формировала протестное движение караимов, сопровождала жизнь многих монашеских орденов Западной Европы…

Конечно же, и в России.

Однако с важной своей особенностью — индивидуальным отличием.