Одна из моих сослуживиц описала это чувство, рассказав, как, будучи молодой дипломницей, подсела в университетском кафе к столику, за которым ее куда более опытные коллеги, профессора, рассуждали о научных методиках и влиянии различных подходов. Хотя она, казалось бы, полностью отличалась от своих визави – была не на один десяток лет моложе и даже еще не получила степень магистра, – студентка неожиданно ощутила себя в этом обществе куда более своей, чем среди сверстников или в каком‑либо ином кругу. Чувство сопричастности – «это близкие мне люди, именно этого я для себя и хочу, и здесь мне хорошо такой, какая я есть» – было неожиданным и сильным, и по прошествии времени можно сказать, что у этого переживания были далекоидущие последствия: молодая женщина стала авторитетным специалистом по методикам, и она всегда готова к обсуждению научных вопросов.
Чтобы зафиксировать существование этого вида одиночества не только в собственном представлении или представлении коллег, я решила проверить, можно ли на основе собранных нами ответов на вопросы об одиночестве выявить такие группы респондентов, которые, если судить по их словам, ощущают подобного рода одиночество (если только это является одиночеством). И такие группы обнаружились. Сделанное на основе статистического моделирования предположение о том, что в числе наших респондентов помимо социально и эмоционально одиноких есть еще и люди, страдающие от отсутствия единомышленников, оказалось удивительно точным. Вопрос заключался только в том, является ли это сложноопределяемое чувство одиночеством или чем‑то совершенно иным.
Сущностно важная часть определения одиночества описывает его как «субъективно переживаемое негативное ощущение того, что существующие социальные связи не отвечают ожиданиям или потребностям субъекта в качественном или количественном отношении». В случае одиночества, связанного с отсутствием единомышленников, выделяется ощущение непринадлежности к группе, которое, однако, может быть вполне нейтральным. Это нечто вроде базирующегося на фактах утверждения: я другой, данная группа мне не подходит, но это меня ничуть не беспокоит, не говоря уже об угнетении. Также необязательно присутствует желание или сильная потребность найти для себя какое‑либо подходящее окружение. Если плохого настроения и чувства подавленности при этом нет, то само по себе ощущение отстраненности вовсе не обязательно окажет какое‑либо негативное воздействие на общее самочувствие человека. Как это и констатировал Джон Качоппо на основании своего неврологического исследования, наибольший риск для здоровья связан с субъективным чувством угнетающего одиночества.
Размышляя об этом чувстве «непричастности», «непринадлежности к группе», «общинного одиночества» и «обособленности», я рассуждала о нем вслух, иногда – в присутствии моего 16‑летнего увлеченного биологией сына, и он вскоре спросил, не имела ли я в виду что‑то вроде Галапагосских островов. Я попросила его пояснить, что он хочет этим сказать, и получила в ответ длинную лекцию про уникальную экосистему, обособленность от окружающего мира и его способов существования, развитие дарвиновской теории эволюции и о том, что некто, абсолютно непохожий на остальных, может, находясь среди других, обладать не меньшей, чем у тех, жизненной силой и таким же широким спектром жизненных проявлений. Проблема возникает только тогда, когда мы воображаем, будто этим экосистемам нужно стать совместимыми.
«Ничего, если кто‑то одинок?» Размышления детей о значении слова «одиночество»
У нас, взрослых, различные представления о том, что такое одиночество как ощущение. Является ли оно чем‑то приятным, на что не следует жаловаться, или чувством, тягостным настолько, что его печальные последствия могут проявиться и в будущем? Поскольку наша цель – сосредоточиться на одиночестве детей и подростков, этот вопрос нужно было задать им самим. И мы задали 350 четвероклассникам вопрос: «Ничего, если кто‑то одинок?». Формулировка была расплывчатой, чтобы избежать невольных подсказок – намеков на то, что по крайней мере с точки зрения исследователей одиночество – штука мучительная. Вместо этого мы хотели дать детям возможность отвечать в свободной форме, чтобы они могли описать собственные мысли по поводу того, каково это – быть одиноким, – нормально или не совсем. Возможно, кто‑то мечтает об одиночестве или даже нуждается в нем. Что же показал опрос?
1. Большинство детей считали, что нет, это ненормально, если кто‑то ощущает себя одиноким. Это скверное чувство, и у каждого есть право иметь друзей и приятелей:
По‑моему, это неправильно, если кто‑то одинок, потому что у каждого есть право общаться с другими.
Мне кажется, это не нормально, одиночество неприятно, и никто не должен быть одиноким.
По‑моему, это не нормально, потому что у каждого должен быть друг, к которому можно обратиться.
Нет, потому что никто не должен быть одиноким. У каждого должен быть хоть один настоящий друг, которому можно доверять и который поддержит, если тебе плохо.