Номах. Искры большого пожара

Два часа держали они состав с мертвыми и ранеными. К вечеру, когда рельсы, цепь покрылись мелким бисером росы, когда травы склонились к земле, а одежда пленных пропиталась сыростью, платформы вдруг запели снова.

– Господа! Не отпускайте!.. Держите! – раздалось со всех сторон.

Номах, отдыхавший в тачанке неподалеку от рельсов, проснулся, подошел к пути.

– Что, тяжело, ваши благородия?

– Справимся, – ответил рябой поручик, как родную, обнявший рельсу.

Номах пошел дальше.

– Стойте! – окликнул его поручик. – Погодите… Моя бабка была крепостной крестьянкой, мать тоже почти… крестьянка.

Нестор обернулся.

– Не бывает наполовину дворян, вы разве не знаете?

– Знаю. Но…

– Так вы выберите, с кем вы. С нами, крестьянами, или с ними, благородными.

– Я выбрал. Я с вами.

Номах долго смотрел в лицо обнявшегося с рельсой, глядящего затравленно снизу вверх человека.

– Отвяжите его.

Поручик, стараясь не глядеть по сторонам, с трудом поднялся. На заросшей щетиной шее его нервно прыгал кадык.

– Иуда, – крикнул кто-то из лежащих на шпалах.

– Куда теперь? – спросил пленный.

– К платформам его, где раненые лежат, – бросил Номах бойцам. – Привяжите там покрепче.

– К чему привязать?

– Да к чему хочешь. Хоть к мертвецу какому-нибудь.

– Но как же?.. – взвился обессиленный поручик. – Я же с вами теперь… Постойте!..

Послышались сдавленные, хриплые, как кашель, смешки офицеров.

Поручика увели.

– Еще есть желающие сменить сословие? – крикнул Номах.

Никто не ответил. Но в молчании Нестору послышалось нечто вроде одобрения.

Подъехал Щусь. Привязал своего увитого лентами жеребца к телеграфному столбу, встал рядом с Номахом.

Поднял камень, кинул почти беззлобно в лежащего рядом прапорщика.

– Как думаешь, прапор, долго продержитесь?

– Твои кишки еще увижу, падаль, – прохрипел тот в ответ.

– Ишь ты, грозный какой. Погодь. Я сейчас вернусь. А ты молись пока.

Федос вернулся с вилами. Не сказав ни слова, он воткнул их в спину прапорщика, услышав, как концы их скрежетнули по гравию. Пленный вздрогнул, выгнулся по-рыбьи дугой, глаза его остекленели.

– Злой ты, Федос, – равнодушно сказал Номах. – Прапорщик все-таки. Не офицер. Может, тоже из наших, из крестьян.

– Фельдфебели или прапорщики, которые из крестьян, самые лютые. Этим псам мало того, что хозяевам верность доказать надо, так еще и себя убедить треба, что они все правильно делают, когда против своего брата воюют. Так что этим пощады точно не будет.

Состав снова издал протяжный звук, и пленные, волоча за собой гравий, сдвинулись на несколько шпал.

– Держите, господа!.. Цепляйтесь!.. Нельзя расслабляться!.. – раздались затравленные, близкие к панике выкрики.

Цепь зазвенела, поплыла и снова остановилась.

– Хочу заметить господам, – насмешливо крикнул Номах, – то, с чем вы сейчас пытаетесь бороться, называется силой земного тяготения. Иными словами, вы боретесь с силой земли. Слышите? С силой земли! А земля – это мы, крестьяне. Не вы! Мы! Земля наша по праву. С рождения. Поскольку нашим, крестьянским потом и кровью пропитана. Отцов наших, дедов, прадедов, вплоть до самого Адама. А землю вам не победить, кишка тонка.

– Дешевое словоблудие… Полуобразованный хам… – крикнул сдавленным голосом лежащий неподалеку юнкер в перепачканной креозотом гимнастерке.

– Побереги силы, пацан. Может, лишнюю минуту проживешь, – негромко посоветовал ему Номах.

– Мразь! Ненавижу! – срываясь, выкрикнул тот.

Нестор отвернулся.

– Ты что же, сучка, на батьку пасть разеваешь? – двинулся к юнкеру боец, снимая ружье с плеча.

– Не надо, – приказал Номах. – Пусть… Напоследок. Недолго уже.

У юнкера, семнадцатилетнего юнца с пухлыми щеками, затряслись губы, и он, скривив лицо, заскулил тонким голоском.

– Юнкер, отставить! – сипя, бросил поверх плеча штабс-капитан, с плотными, как у циркового борца, плечами. – Ведете себя как девчонка! Немедленно прекратить!

Но парень не слушал, лишь всхлипывал, закрыв лицо руками.

– Вы на войне, юнкер! Не позорьте нас перед этим сбродом!

Номах вскинул брови в притворном изумлении, но ничего не сказал.

– Господа! – закричал вдруг штабс-капитан. – Господа! Долго мы будем терпеть насмешки этого быдла и радовать его своей агонией? В попытке спасти свои жизни мы забыли об элементарной чести русского офицера.

– А вы забыли о раненых, лежащих на платформах, – напомнил ему пожилой полковник, с какой-то почти женской неловкостью цепляющийся за торчащие из шпал бурые гвозди.

– К черту! – крикнул штабс. – Может, там и нет никаких раненых? Может, там одни мертвые? Эта беспощадная лживая тварь обманет нас без зазрения совести.

Номах стоял возле рельсов и, сложив руки на груди, с живым интересом прислушивался к диалогу.

– Пока живешь, надейся, – напомнил ему старческий голос.

– К черту надежду, полковник! – раздраженно крикнул капитан. – Мы верили царю, он отрекся от нас, верили Деникину, он оказался тряпкой, верили союзникам, они нас предали…

– Мне бы половину того, что вы от союзников получили, я б уже в Петрограде был, – бросил ему Номах. – Потому что со мной народ, а с вами безусый юнкер. И тот в соплях.